Мишель — ее большая нечистая тайна, грех и наказание, а так сладко сознаться в грехе тому, кто свят.
В современных Храмах бизнес правит — там святость на алтарь принесена!
Онуфрий молился отлично,
Но он не учел одно:
Не помогают молитвы,
Если водитель в говно.
Я чувствую себя скорее заодно с побежденными, а не со святыми. Думаю, я просто лишен вкуса к героизму и святости. Единственное, что мне важно, — это быть человеком.
Я верю в две вещи. В доброту святых и в то, что придёт кто-то ещё.
I believe in two things. The kindness of the saints and there’s somebody for everybody.
Вера — это наша ответственность, как хранителей храма, следить за святыми местами…
Моё тело — это храм. Твоё тело — город.
Даже в этих двух местах, увы, нет ничего святого.
Открытая дверь и святого в искушение введёт.
An open door may tempt a saint.
Святой – это человек, которого мы почитаем за то, что он принёс себя в жертву на благо всего мира.
Только мы, ставшие свободными умы, имеем подготовку, чтобы понять то, чего не понимали девятнадцать веков, — мы имеем правдивость, обратившуюся в инстинкт
и страсть и объявляющую войну «святой лжи» ещё более, чем всякой иной лжи… Люди были несказанно далеки от нашего нейтралитета, полного любви и предусмотрительности, от той дисциплины духа, при помощи которой единственно стало возможным угадывание столь чуждых, столь тонких вещей: во все иные времена люди с бесстыдным эгоизмом желали только своей выгоды; воздвигли церковь в противоположность Евангелию…
Утверждаю, что с научной точки зрения, главное в профессии вора, как и в профессии святого, конечно, это вовремя смыться.
А мы все мчимся вдаль, печаль превозмогая,
Как будто ничего еще не решено,
Как будто жизнь прожив и все-таки не зная,
Что истина, что нет, что свято, что грешно.
И бесконечен путь, и далека расплата.
Уходит прочь недуг, приходит забытье.
И для меня теперь так истинно, так свято
Чуть слышное в ночи дыхание твое.
1983 год.
Ты лучше книги умные читай,
Будь скромна и неприступна.
Святой дорогою ступай,
Станешь ты находкой мужа.