Как бы ни кичились люди величием своих деяний, последние часто бывают следствием не великих замыслов, а простой случайности.
Занятная форма мании величия — прыщи на больном теле пытаются представлять себя смертельным заболеванием.
Крупные республики кажутся по существу и неотъемлемо агрессивными.
Large republics seem to be essentially and inherently aggressive.
Мне нужен увлажняющий крем. Мне нужно, чтобы меня постоянно фотографировали. Я не такой, как обычные люди. Я просто не выживу, если у меня не будут брать интервью. Я могу жить только в естественной среде обитания — перед телекамерами. Мне нужно ездить по всей стране и давать автографы.
Считаешь себя объектом всеобщей ненависти? Да у тебя мания величия.
Манией величия-то гораздо приятнее болеть, чем манией преследования!
Весьма легко считать себя великим человеком, если ваш мозг не отягощен ни малейшим подозрением, что на свете жили когда-то Рембрандт, Бетховен, Данте и Наполеон.
У нас слишком высокий уровень агрессии и беспредельная мания величия. Нам кажется, что мы настолько хороши, что вот-вот на нас нападут инопланетяне, что вот-вот кто-нибудь нас захватит, и что мы должны против этого бороться. Мы порабощены идеей войны настолько, что видим врага даже в своих фантазиях. Чувство превосходства так глубоко проникло в наше сознание, что нам и в голову не приходит, что для того, чтобы опасаться нападения, для начала нужно его заслужить. Рабы собственного «Я» и своих мелких страхов. Стоит оглядеться, и понимаешь, какие мы глупцы. То, что мы делаем с собой и со своей планетой, не имеет оправдания. И тут думаешь: да кому мы к чёрту нужны? Мы для них всего лишь первобытная комедия.
Лучше наслаждаться манией величия, чем страдать от комплекса неполноценности.
Если ваша жизнь заиграла новыми красками, это ещё не значит, что вы — великий художник.
Я войду к тебе без стука
С миной безразличия.
Замечательная штука
Мания величия!
2 ноября 2004 года
Лоре нравится думать (это один из ее самых больших секретов), что и в ней самой тоже есть искра незаурядности, толика величия, хотя она сознает, что подобные сладкие подозрения, как некие маленькие бутоны, живут чуть ли не в каждом человеке, живут и так и умирают, не раскрывшись. Толкая тележку в супермаркете или сидя под феном в парикмахерской, она спрашивает себя, а не думают ли и все другие женщины примерно то же самое: вот великая душа, познавшая скорби и радости, вот женщина, которой полагалось бы находиться совсем не здесь, добровольно занимается такими обыденными и, в сущности, такими дурацкими вещами: выбирает помидоры, сушит волосы в парикмахерской, ибо в этом ее долг и творчество. Потому что мир устоял, война закончилась, и наша задача — заводить семьи, рожать и растить детей, создавать не просто книги или картины, а новую, гармоничную вселенную, в которой детям должна быть обеспечена безопасность (если не счастье), а мужчинам, пережившим немыслимые ужасы, сражавшимся храбро и умело, — светлые гостиные, запах духов, крахмальные скатерти, салфетки.
- 1
- 2