Мне просто страшно… Я отношусь к ЛГБТ-сообществу… я считаю, что это абсолютно личный выбор человека кого и как любить! Если вы убиваете за право испытывать самое прекрасное чувство неважно к кому, то вы — зверь! Я не хочу жить в одной стране со зверьем.
— Что я сделал?
— О чём ты говоришь?
— Я любил тебя, я поддерживал тебя в любых твоих начинаниях. Я предоставил тебе возможность исполнить твои мечты. Я не понимаю, за что ты меня наказываешь.
— Я ни за что тебя не наказываю.
— Я не понимаю. Ты такая красивая женщина.
— Папа…
— Ты когда-нибудь думала о том дне, когда предстанешь перед божьим судом? Что ты ему скажешь, когда он откроет книгу жизни и зачитает твои грехи?
— Я скажу: «Я твоё создание, и я этим горжусь».
2
11
— «Бал-трансформация в стиле восьмидесятых. Вечеринка в поддержку пластики груди». Вот дерьмо! Надо было назвать его «Дай свободу груди». Это было бы более трагично.
— Тут нет никакой трагедии!
— Нет, в другом смысле. Трагично в духе группы восьмидесятых Milli Vanilli. Том и Синтия называли это «Праздник жалости к себе».
— Ты называешь это «Праздник жалости к себе»? Это сильно, девочка.
— Я не девочка, Кит. И это не праздник жалости к себе. Это сбор средств. И это не круто. Это… Как будто кто-то пытается сменить своё имя, а люди отказываются называть его этим новым именем.
— Макс, я знаю: то, что ты собираешься сделать — это по-настоящему. Но это будет намного существеннее, чем простая смена имени. Будут последствия…
— Кит, ты мой друг, верно? Так что если тебе есть что сказать — скажи это.
— Я понимаю за что ты борешься. И я уважаю тот путь, по которому ты решила идти.
— Но ты его не одобряешь.
— Нет, не то чтобы не одобряю. Я просто волнуюсь за тебя.
— Кит, пойми же, я никогда не чувствовала себя комфортно в теле девушки.
— Так, значит, удаление груди и превращение в мужчину решит все твои проблемы?
— Нет, я знаю, что этого не произойдёт. Но люди начнут видеть меня такой, какая я есть.
— Знаешь, мне грустно видеть как много сильных девочек-бучей отказываются от своей женской сути, чтобы быть мужчиной. Знаешь, мы теряем самых лучших наших бойцов, самых прекрасных женщин. И я не хочу потерять тебя.
— Я не следую за модой!
— Что если я всю свою жизнь ощущаю себя белой женщиной внутри? И вот однажды у меня появилась бы возможность изменить свой цвет кожи, чтобы мои черты лица стали белыми. Ты бы поддержала меня в этом?
— Т. е. ты ощущаешь себя белой женщиной?
— Что значит «ощущать себя белой внутри»? Что значит «ощущать себя мужчиной внутри»? Что значит «ощущать себя женщиной внутри»? Почему бы тебе не быть самым крутым бучем из всех бучей на свете и при этом сохранить своё тело?
— Потому что я хочу чувствовать себя цельным человеком. Я хочу, чтобы то, что снаружи, совпадало с тем, что внутри.
3
9
— Ты такое сделаешь для меня?
— Я бы много чего с тобой сделала!
2
11
Это звучит банально, но моя личная жизнь принадлежит мне.
Порша — то самое, чего у меня никогда не было — спокойное, удивительное «покрывало» любви и поддержи.
Если всю жизнь врать людям, что ты за человек, ты никогда не узнаешь, что они за люди.
Иностранцы могут менять гражданство, неграм научились отбеливать кожу, даже женщины могут поменять пол на мужской и наоборот, и только геи и лесбиянки требуют уважать свои права, потому что это не их личный выбор и они ничего не могут с этими склонностями поделать.
В правительстве России сидят преступники. Угнетение будет встречено революцией. ЛГБТ-россияне, вы не одиноки. Мы будем бороться за вашу свободу.
Желаю мужества российским геям, власти действуют доисторическими методами. Нападения с перцовыми баллончиками, избиения — это такая Матушка-Россия?
— Они мои друзья. Теперь уже и друзей иметь грешно? Нам весело, понятно? Мы вместе ходим на танцы.
— Они ведь геи, верно? Я думала, тебе стало лучше.
— Когда? Когда я выглядел несчастным? Это выглядело, словно мне стало лучше? Ты права, мама. Я обречен жариться в аду!
— Не говори так!
— Но так сказано в твоей Библии!
— В Библии сказано, что человек может измениться.
— Я пытался, мама! Я не могу!
— Почему ты предпочитаешь это?
— Как я мог предпочесть это? Как я мог предпочесть, чтобы моя семья меня ненавидела?
— Нет, мы любим тебя. Неужели ты не понимаешь, что потому мы и поступаем так?
— Правда, мама? Так поступают, когда любят?