Эти фотографии обошли все мировые СМИ. Они были в «Твиттере», и они находятся в открытом доступе. На снимках мы видим, что эти люди, судя по внешним признакам, явно имеют отношение к России. Эти снимки из открытых источников. Выводы делайте сами.
— Что ты купил?
— Одноразовую камеру. Я хочу сфотографировать твоё лицо.
— Моё лицо?
— Почему-то ты вид твоего лица умиляет меня. Думаю, потому что оно глупое.
— …
— И когда мне захочется убедиться в этом, я смогу посмотреть на это фото.
Фотография вырывает из контекста сиюминутного человека.
Я уяснила, что в каком бы месте мира я не находилась, я должна сделать его своим домом. Я постоянно таскаю с собой свои старые фотографии. Фото и чай «Barry’s» — лучший чай на свете; его можно купить только в Ирландии — и таким образом я везде чувствую себя, как дома.
Как ни странно, бесчисленные фотографии, демонстрирующие таинственную внешность топ-модели, до сих пор не помогали, а только мешали Страйку поверить, что Лэндри когда-то существовала в реальности. У нее были довольно стандартные черты, обобщенные, абстрактные, но при этом лицо поражало уникальной красотой. Однако сейчас, в конторе, эти сухие черные значки на бумаге, полуграмотные тексты с непонятными посторонними шутками и прозвищами вызывали перед ним призрак погибшей девушки. За ее сообщениями Страйку открылось нечто такое, чего не доказывали сотни ее фотографий: он скорее нутром, чем умом осознал, что тогда, на заснеженной лондонской улице, разбилась насмерть реальная девушка из плоти и крови, которая жила, смеялась, плакала. Перелистывая страницы дела, он рассчитывал найти хотя бы ускользающую тень убийцы, но вместо этого видел только призрак самой Лулы, глядевшей на него – как порой бывает с жертвами насильственных преступлений – сквозь обломки прерванной жизни.
Значит вы и есть та самая жена полковника Джевдета! Вы красивее, чем на портрете… Я говорю о фотографии в комнате вашего мужа. Что вам кажется странным? Что он хранит вашу фотографию или то, что я делала я комнате вашего мужа?
Чем больше женщину фотографируют, тем сильнее она расцветает, краснеет и милеет, словно сочный, ярко-красный фрукт.
Взглянешь на лица – вроде счастливы, но это, конечно, мало о чем говорит. На фотографиях все улыбаются.
Увековечено на снимках. Лишь бы оставить хоть какой-нибудь след. Хоть что-то, потому что иначе умирать страшно.
Фотография — это правда, а кино — это правда 24 кадра в секунду.
Я не против того, чтобы люди жили обеспеченно, но зачем, не добившись ничего, хвастаться деньгами своих родителей? Единственно, кому могут быть интересны эти фотографии — налоговая инспекция. Какой пример они показывают? Что нужно рождаться в богатой семье? Что ездить медленнее 150 — это неприлично? Что лучший способ проявить симпатию к девушке — это вылить на неё бутылку шампанского? Я не понимаю. Но как отец, могу предположить, что проблема, видимо, в воспитании.
Если эти фотографии должны сказать что-то важное будущим поколениям, то вот это самое: я был здесь; я существовал; я был молод, счастлив и кому-то был так нужен в этом мире, что он меня сфотографировал.
Тогда еду ели, а не фотографировали. А «лайки» — это были просто собаки.
— Прости, я так нервничаю, я никогда ничего подобного не делала.
— Не о чем волноваться, смотри, ты в Париже, в Тюильри, у тебя в руках шары, моросит летний дождь — ты просто должна быть счастлива.
— А почему я должна быть счастлива?
— Потому что я так сказал!
Мне хочется схватить фотоаппарат или телефон, чтобы запечатлеть сцену, но я знаю, насколько все хрупко, и не хочу все испортить.