У меня внутри уже много лет живет пустота. Но я не унываю и все еще надеюсь, что найдется тот, кто не просто ее заполнит, а кто приживется, станет частью целого, как донорский орган после удачной трансплантации.
А я все равно уверена — мне повезет, не могу я счастье по частям получать, мне все сразу надо!
— Мёртон, ты цел?
— Учитывая, что дьявольская собака проволокла меня через весь город, я УДИВИТЕЛЬНО цел.
2
8
Пребывая в недифференцированном мире, я не в состоянии решить, что прекрасно, а что безобразно, что хорошо, а что плохо, что оригинально, а что нет.
Мы с тобой сейчас вместе. Я пишу, а ты читаешь.
Человек – часть природы, только и всего. Многие ученые, подходя к концу жизни, вдруг прозревают в понимании того, что они ничего не знают.
Истина — бриллиант. А ты видишь только одну грань этого бриллианта и все равно ищешь там какой-то изъян, недостаток, который уменьшит его ценность. А я поворачиваю бриллиант и одну за другой разглядываю его грани, и в каждой вижу свой особенный свет. И до истины можно добраться, только увидев картину в целом.
Психику любого творческого человека хорошо отражает метафора витража. Много-много цветных стеклышек, каждое очень красивое, но только вместе они образуют неповторимый узор. И сияют всеми красками, только если через витраж проходит луч света.
Счастье, ровно как и чистый просветлённый ум – одна из составляющих целостной, осознанной и полноценной жизни. Не более и не менее важная, чем все остальные.
Каждый из нас с малых лет вцепляется в какую-нибудь частичку своего Я, которая им выбрана, выучена, получила признание окружающих, и вот мы холим ее, лелеем, совершенствуем, души в ней не чаем; так что каждый из нас — частица, притязающая на полноту, жалкий обрубок, выдающий себя за целое
Ансельм, как и все нетронутые, выглядел цельным. Потоки ласковой энергии, плавно протекающие через его существо, были явно осязаемыми. Ко всему этому примешивалось знание, что вот сидит перед тобой человек, и он никогда, никогда в своей жизни не испытывал душевной боли, не страдал и не мучился. И твоя собственная боль утихала от одного только допущения такой возможности.
Разговоры редко
имеют цельность, крошатся, как лед
на фразы. Ржавая гашетка
осечку у виска произведет,
не выполнив свое предназначенье,
продлив мое пустое бытие.
Не нравится… Но я прошу прощенья
у всех. На всякий случай. И за все.
Тони, — сказал он, и это было то самое «Тони», которое я хотел услышать. Тихое, ужасно интимное. С дрожью, но не испуганной, а такой, словно оно исходило из соловьиного трепещущего горлышка. С интонацией, которое делало его завершенным, самоценным и самодостаточным. А меня — снова целым.