Не трать себя на тех – кому нечего потратить на тебя.
Do not spend yourself on those who have nothing to spend on you.
Прежде чем других дерьмом измазать — надо руки окунуть в дерьмо.
Право ж, что проку человеку
рассуждать о смысле жизни,
как о хлебе иль халве,
по-обывательски, со скукой,
если сердце в нём холодное
да «каша» в голове?
Ты так увяз в свой жизни,
что не видишь мою боль.
Спроси себя,
какая у меня роль?
На целом белом свете
Я твой король.
Не отталкивай меня,
Возьми на себя контроль.
Я прекрасно знаю,
Мне не поможет алкоголь
потому, что я не такой.
Я не прошу твой пароль,
Спроси себя:
откуда моя боль?
Пойми же наконец —
Ты и есть мой самоконтроль…
Как легко дышится после дождя.
Всей больной грудью — вдох!
Я попросил свою боль обождать,
не заставать врасплох…
Мир ощущается всем естеством,
когда его воздух свеж.
В лужах — незримое с детством родство,
в ветре — есть шёпот надежд.
Мир многогранен, красив и чист,
как бы не маялся ты…
Что соловьиный чарующий свист,
что полевые цветы.
Смерть — перманентна,
она — навсегда.
Жизнь — словно Божий алмаз.
Держи же сильнее,
не отпускай
счастье,
что здесь и сейчас!
Прошлое вечно осколком
режет память
и рушит сон.
Я нашёл нас вчера на полке,
в плоском виде
цветущим днём.
Сзади тусклое вечное «Kodak».
Подпись ручкой «Дзержинский карьер».
Этот мир детства и фотоплёнок —
вековой между нами барьер.
В каждом фото,
подобном этой:
меркнет солнце ли,
брезжит рассвет,
Улыбаются вечные дети,
что убиты течением лет…
Память душила не спящую совесть,
кашель пронзил тишину…
На пол упала потёртая повесть,
за новым вдохом — к окну…
Меланхолические мотивы
множили чувство вины.
Как объяснить,
что мы неделимы,
при этом — разделены?!
Снова склеить себя по кусочкам —
не наука,
бывало не раз.
Мне привычно,
«распятым на строчках»,
воспевать синеву твоих глаз.
Сны уже не коробят душу,
и смеюсь до дрожания стен.
Я испил море грусти,
а сушу
подмету для твоих колен.
Я узнавал,
время лечит лишь мнительных.
Тех, кто придумал, «что жить не сможет».
Их, как итог,
что не удивительно,
старые чувства потом не тревожат.
Есть ещё те,
кто любил «хронически».
Кто однолюб
и болел без прикрас.
Тех «доктор-время» не лечит,
фактически.
Их «лечит» смерть,
вместе с чувствами,
враз!
Ни пылкие девы,
ни выпивки литр,
ни что так не грело,
как бабушкин свитер…
Голос в трубке.
Замерло сердце.
Чувства,
оказывается,
живые.
Так громко скрипнула прошлого дверца,
что рухнули гордости часовые.
Ваши правила игры заканчиваются там, где начинаются мои правила игры.
Не хочу рассказывать обо всех своих проблемах, но я хочу, в один прекрасный день моего самоубийства, чтобы все мои знакомые говорили: не могу поверить, что она сделала это, она всегда была такой весёлой и приветливой.