Михаил Константинович Щербаков

Уйти труднее, чем остаться,
Сломаться легче, чем согнуться,
Забыть труднее, чем расстаться,
А сгинуть проще, чем вернуться.

Ах, оставьте вашу скуку!
Я не верю в вашу муку.
Дайте руку, дайте руку
И забудьте про мораль.
Повернитесь вы к окошку,
Там увидите дорожку,
Где уходит понемножку
Восемнадцатый февраль.

Любовь, как истина, темна и, как полынь,
горька. И соль всё солонее с каждым пудом.
Пора менять пейзаж. Нельзя же быть верблюдом
весь век, ad finem, до последнего «аминь».

«Воспрянь, — внушает мне мой ангел-проводник, —
Терпи, полынь пройдёт, начнутся цикламены.
Равно полезен мёд любви и яд измены
тому, кто духом твёрд и в истину проник».

«Ты прав, — киваю я, — измена пустяки.
Любовь важней, но и она трудов не стоит…»
И взор мой весел, и стопы мои легки.
Но сердце ноет, ноет…

А мы все мчимся вдаль, печаль превозмогая,
Как будто ничего еще не решено,
Как будто жизнь прожив и все-таки не зная,
Что истина, что нет, что свято, что грешно.

И бесконечен путь, и далека расплата.
Уходит прочь недуг, приходит забытье.
И для меня теперь так истинно, так свято
Чуть слышное в ночи дыхание твое.

Воистину ничем не дорожа
За этим легкомысленным занятьем,
Мы верим, что не будет платежа,
Но если он и будет, мы заплатим.

Чего бояться нам — тюрьмы, тоски,
Ущерба очагу, вреда здоровью?
Но это все такие пустяки
В сравнении со смертью и любовью.

Пусть цепи не звенят на мне — так что ж?
Ведь и доспехи не звенят. И всё, зачем я есмь, —
лишь череда прыжков неосмотрительных…

Бумага терпит, карандаш скрипит, контора пишет.
Душа тоскует по душе.

Вершит народ дела свои, пройдохи ищут славы,
Пророки врут, поэты пьют, богатства копит знать.
Стоит над миром год Змеи, все злобны, как удавы,
И каждый хочет сам в угоду году гадом стать.

Я, как и вы, друзья мои, устал глазеть на драки,
И вид оскаленных клыков нервирует меня.
Пройдет над миром год Змеи. начнется год Собаки,
И снова цепи, снова лай, и войны, и грызня.

А где-то позади, за далью и за пылью,
Остался край чудес. Там человек решил,
Что он рожден затем, чтоб сказку сделать былью.
Так человек решил. Да видно поспешил.

Несчитанные дни, немыслимые дали
Остались позади, а край все непочат.
Как много мы сожгли, как мало мы создали
По милости людей, которые молчат.

Давно известны нам все омуты и мели.
Иных снесло на дно, а нас всё волны мчат.
Как много мы могли, как мало мы сумели!
И всё из-за людей, которые молчат.