Вполне себе дурацкая любовь
ночные поезда в холодный город,
а там — полупустые разговоры
и повторенье пройденных ходов.
Стакан снаружи пуст, внутри ополовинен
и ты опять один в плену бездонных стен
рисуешь тишину, вот только на картине
лишь отсветы и сны эпохи перемен
твой натюрморт с борщом, автопортрет в салате
где тучные слова с трудом проходят сквозь
раскраски пустоты, чтоб в вечном невозврате
растаять на весу, холста касаясь вскользь.
та, о которой я знаю чуть больше всех,
лишь засыпая бормочет слова любви,
днем не до прежних нежностей, все совсем
неоднозначно, призрачно.
не стоит верить правде обо мне
стихи надежней, дело не в сюжете
там лишнего походу не заметить
строка чиста, как первородный снег.
и ты молчишь, как тот дебил
забыв что именно забыл
и смотришь вслед ее словам
что тают в такт задев едва
ее часы всегда спешат
и вечность впреди на шаг
но это точно не игра
и все опять как в первый раз
но святые не водятся в офисах и дворцах
там одни прокураторы ратуют и блюдут
на соленые раны забывшегося творца
наложив по рецепту сомнения грязный жгут.
весь мир — театр, мы с тобой — вахтеры
монтеры, гардеробщики, буфет
на сцене танцы, смех и разговоры
о том, чего давно в программе нет
и мы опять укрылись от примерки
костюмных драм, где даже цвет — обман
и только вот опять соседи сверху
сорвали кран и нас затопит тьма
и тихие слова злой ветер перемелет
в подобие судьбы в бормочущий прононс
когда опять придет подельник понедельник
и новый день пройдет умноженный на ноль
воскресенье
и тихие слова злой ветер перемелет
в подобие судьбы в бормочущий прононс
когда опять придет подельник понедельник
и новый день пройдет умноженный на ноль
воскресенье
Скрывают облака луны смешное блюдце —
космический фарфор, давно забытый стиль.
раз жизнь — всего лишь сон, давно пора прснуться,
ведь пропустить восход — не полюс перейти.
Заоконное небо бессонное,
облаками заляпанный лист,
говорок по двору, заселенному
молчаливыми взглядами вниз.
дескать, где-то горящей кометою
быстро близятся судные дни,
время прятать дела многолетние
и молиться в иконной тени.
и тут героя убивают кровит экран
злой сценарист опять меняет привычный план
но без героя невозможен дальнейший ход
его конечно воскрешают вот поворот
и снова подвиги и сдвиги через один
до хэппиэнда без интриги что впереди
финал стандартно оцифрован через тире
мораль скрывается от взлома как крот в норе
но титры тратят кадры даром сожжен сюжет
и зрители опять уходят туда где свет
влюбленные не смотрят на часы
что крутят стрелки там, в углу экрана
не верь словам, слепым и безымянным
они исчезнут, сколько ни рассыпь
весенняя звонкая лира
зовет в поднебесную быль
но снова витает над тиром
дырявая муза стрельбы