Иосиф Александрович Бродский

Повезло и тебе: где еще, кроме разве что фотографии,
ты пребудешь всегда без морщин, молода, весела, глумлива?
Ибо время, столкнувшись с памятью, узнает о своем бесправии.

Когда теряет равновесие
Твое сознание усталое,
Когда ступеньки этой лестницы
Уходят из под ног,
Как палуба,
Когда плюет на человечество
Твое ночное одиночество, —

Ты можешь
Размышлять о вечности
И сомневаться в непорочности
Идей, гипотез, восприятия
Произведения искусства,
И — кстати — самого зачатия
Мадонной сына Иисуса.

Наряду с землей, водой, воздухом и огнем, деньги — суть пятая стихия, с которой человеку чаще всего приходится считаться.

Я любил тебя больше, чем ангелов
и Самого,
и поэтому дальше теперь
от тебя,
чем от них обоих.

Четверть века назад ты питала пристрастье к люля и к финикам,
рисовала тушью в блокноте, немножко пела,
развлекалась со мной; но потом сошлась с инженером-химиком
и, судя по письмам, чудовищно поглупела.

Твой Новый год по темно-синей
волне средь моря городского
плывет в тоске необъяснимой,
как будто жизнь начнется снова,
как будто будет свет и слава,
удачный день и вдоволь хлеба,
как будто жизнь качнется вправо,
качнувшись влево.

Как подзол раздирает
бороздою соха,
правота разделяет
беспощадней греха.
Не вина, но оплошность
разбивает стекло.
Что скорбеть, расколовшись,
что вино утекло?

Необязательно помнить, как звали тебя, меня;
тебе достаточно блузки, мне — ремня,
чтобы увидеть в трельяже (то есть, подать слепцу),
что безымянность нам в самый раз, к лицу…

Не выходи из комнаты; считай, что тебя продуло.
Что интересней на свете стены и стула?
Зачем выходить оттуда, куда вернешься вечером
таким же, каким ты был, тем более — изувеченным?

Постепенно действительность превращается в недействительность.

Рыбы зимой живут.
Рыбы жуют кислород.
Рыбы зимой плывут,
задевая глазами лёд…

Не пойми меня дурно. С твоим голосом, телом, именем
ничего уже больше не связано; никто их не уничтожил,
но забыть одну жизнь человеку нужна, как минимум,
ещё одна жизнь. И я эту долю прожил.

Через два года
высохнут акации,
упадут акции,
поднимутся налоги.
Через два года
увеличится радиация.
Через два года.
Через два года.
Через два года
истреплются костюмы,
перемелем истины,
переменим моды.
Через два года
износятся юноши.
Через два года.
Через два года.
Через два года
поломаю шею,
поломаю руки,
разобью морду.
Через два года
мы с тобой поженимся.
Через два года.
Через два года.

В отличие от животных, человек уйти способен от того, что любит.

Дай мне другую жизнь, и буду петь я
В кафе «Рафаэлла». Или сидеть здесь,
Или стоять, как мебель в пышном зале,
Если окажется судьба чуть-чуть печальней,
Чем предыдущая. Отчасти потому,
Что ни один грядущий век не обойдётся
Без кофеина или джаза, я безмолвно
Стерплю и это. И сквозь пелену
Пыли и лака, через поры трещин
Я буду с нежностью, нехарактерной вещи,
Смотреть на то, как ты в своём расцвете,
Двадцатилетняя, проводишь здесь свой вечер.
Ты, в общем, помни, что я буду рядом:
Вокруг тебя, во всём, и помни даже,
Что твой отец мог быть неоживлённым
Объектом зала, большим или старшим
Самой тебя. Храни к вещам почтенье:
В любом из случаев, они до снисхожденья
Не спустятся и будут к тебе строги,
Люби их всех – знакомых, незнакомых…
Ещё, быть может, ты запомнишь контур,
Мой силуэт, когда с другими вкупе,
Я потеряю эту мелочь. И отсюда
Все эти, деревянные немного,
Стихи дефис напутственные строки…