Дмитрий Коломенский

Сегодня утром выглянул в окно —
И вижу: лето красное пропело
Отходную по самому себе,
Плечом пожало, заключило : «Амен!»
Ну то есть солнце, воздух и вода,
Полгорода на даче и на пляже,
Но все уже почуяли: хана!

Полночь осенняя. Дождь безнадежно осенний.
Запах предзимья. Решетка ветвей заоконных.
Тот, кто стоит в это время вверху надо всеми,
Правит цифирь в бесконечных всемирных законах.

Одна только музыка ныне
Еще не залеплена грязью.
Она, как оазис в пустыне,
Торчит посреди безобразья,
Как ангел средь кривды и фальши
Стоит и не знает что дальше.

Поэзия лживоязычна,
Скульптура тиранолюбива,
Продажен театр — лишь музыка
Ступает по краю обрыва
И, будто не ведая муки,
Посредством неясной системы
Связует абстрактные звуки
В предельно конкретные темы.
И все это в воздухе словно.
И все без единого слова.

Ведь если и музыка канет,
Ведь если музыки не станет,
Что делать с прорехой на ткани
Божественных предначертаний?
Как двигаться в Дантовой чаще,
Где всех нас недоокормили?
Как жить в этом ржущем, рычащем
Лишенном гармонии мире?

По улице моей бежит мужчина,
Смущая неокрепшие умы,
Поскольку для пробега нет причины,
А также шарфом в стиле хохломы.
Предвестьем нерасчисленных событий
Он выбежал и совершает бег,
Хотя, казалось, мог бы просто выйти —
Как гражданин страны, как человек.
Куда бежит бегун? И есть ли точка,
К которой добежать стремится он?

Средь отречений и ложных учений
Только индустрия развлечений
Чем-то жива покуда.

Манка, сахар, молоко…
Зимовать у нас легко —
Дни листать, пережидать,
Осязая в круговерти
То ли острый запах смерти,
То ли двери в благодать.

— О чем огонь с огнем говорит? — Говорит,
Что тело его горит и душа горит,
Что пламя есть форма жизни, ее извод,
И кто не горит — тот, в сущности, не живет.

Суровый Добров и добрый Суворов
Не любят скандалов, чураются споров —
Мол, правы и эти, и те.

А мы суетимся, судьбу свою правим,
И кто там за левым плечом, кто за правым —
Не знаем, истративши дни
В прибое трудов, на ветру разговоров.

Все уснуло. Сон полоской
Пересек ночное дно.
Спит Москва. Спит Заболоцкий,
Ставший веточкой давно.

Спя растет волдырь на коже,
Спит в желудке «Терафлю»…
Почему же, милый Боже,
Только я один не сплю?

Почему же, Боже милый,
Я, тараща сонный глаз,
Все ищу в сон что есть силы
Лаз, но спрятан этот лаз?

На языке воды, бормочущей в ночи, мы
Не значим ничего, и нам названья нет.
В нем наши имена и дни неразличимы
И, как тела в реке, не оставляют след.

Что за эпос эта странная эпоха!
Избирательная память щурит глаз
И за яростной ордой чертополоха
Различает маргаритку напоказ.

Все думаешь: будет граница,
Шлагбаум, таможенный пункт,
Черта, пред которой блазнится,
Замрешь хоть на пару секунд.

Осмыслишь, прочувствуешь, глянешь
Назад, на былое житье —
И не переступишь, но прянешь,
Как в воду, в иное свое.

А вышло — ни метки, ни вехи,
Ни мига подбить результат,
С небес в золотые прорехи
За курсом твоим не следят.