Антуан де Сент-Экзюпери

Дружба — это прежде всего примирение и великое духовное общение вопреки ничтожным мелочам.

Друг — это прежде всего тот, кто не берется судить.

Совершенство достигнуто не тогда, когда нечего добавить, а тогда, когда нечего убрать.

Нельзя сказать, что вода необходима для жизни: она и есть жизнь.

Бойся обидеть кого бы то ни было, ибо человек забывает свои обиды не раньше, чем отомстит за них.

Если ты хочешь построить корабль, не надо созывать людей, планировать, делить работу, доставать инструменты. Надо заразить людей стремлением к бесконечному морю. Тогда они сами построят корабль…

(Если желаете построить корабль, то не созывайте барабанным боем людей собирать древесину, не распределяйте между ними работу и не отдавайте приказы. Вместо всего этого научите их тосковать по бескрайнему морскому простору.)

Нет обстоятельств, способных сразу пробудить в нас неизвестного, о котором мы прежде ничего и не подозревали.

То, что составляет достоинство мира, может быть спасено лишь при одном условии: помнить про это. А достоинство мира составляют милосердие, любовь к знанию и уважение внутреннего человека.

Можно любить тех, кому приказываешь, но нельзя говорить им об этом.

Не проверяйте друзей и любимых. Они все равно не выдержат испытания.

Есть лишь одна проблема — одна-единственная в мире — вернуть людям духовное содержание, духовные заботы…

Я недорого ценю физическую смелость; жизнь научила меня, что такое истинное мужество: это способность противостоять осуждению среды.

И всё-таки я еду, хотя у меня столько причин остаться, хотя у меня наберётся добрый десяток статей для увольнения с военной службы, тем более, что я уже побывал на войне, да ещё в каких переделках. Я еду. (…) Это мой долг. Еду на войну. Для меня невыносимо оставаться в стороне, когда другие голодают; я знаю только один способ быть в ладу с собственной совестью: этот способ — не уклоняться от страдания.

… Я всегда делил человечество на две части. Есть люди-сады и люди-дома. Эти всюду таскают с собой свой дом, и ты задыхаешься в их четырёх стенах. Приходится с ними болтать, чтобы разрушить молчание. Молчание в домах тягостно. А вот в садах гуляют. Там можно молчать и дышать воздухом. Там себя чувствуешь непринуждённо. И счастливые находки сами возникают перед тобой. Не надо ничего искать. Вот бабочка, вот жук, вот светлячок. О цивилизации светлячков ничего неизвестно. Об этом можно поразмышлять. У жука такой вид, словно он знает, куда направляется. Он очень спешит. Это поразительно, и об этом тоже можно поразмышлять. Бабочка. Когда она садится на большой цветок, говоришь себе: для неё это — словно она на качающейся террасе висячих садов Вавилона… А потом замечаешь первые звёзды и замолкаешь.

Существуют люди-шоссе и люди-тропинки. Люди-шоссе наводят на меня скуку. Мне скучны щебёнка и километровые столбы. У людей-шоссе чётко определенная цель. Барыш, амбиции. А вдоль тропинки вместо километровых столбов орешник. Бредёшь по ней и щёлкаешь орехи. Ты на ней для того, чтобы просто-напросто быть на ней. И шагаешь для того, чтобы идти по ней, а не куда-то, куда тебе необходимо. А от километрового столба ждать совершенно нечего…