Александр Амчиславский

За тонким полотном все просто и понятно,
земное мастерство там явно не в чести —
от самых громких слов там остаются пятна,
от самых тихих слез там небеса чисты.
За тонким полотном мы все как на ладони…

Мы все еще спешим нести земную подать,
уже подняв глаза, преемствуем дары,
в проснувшейся душе еще тоскует похоть,
меняя каждый раз условия игры.

Когда-то давно мы о жизни мечтали светло и возвышенно,
слова, словно юные девушки, к нам забегали в дома,
манили, белея собой, под кружевами и вышивками,
нам руки протягивали, кружились, скользя по губам,
смотрели в глаза, убеждали, дороги нашептывали,
давали дотронуться взглядом до незнакомых надежд,
а мы — отставали от них, становились судьбы своей собственниками
и взрослели, и землю утаптывали с необратимой неспешностью
малых удач, поражений, сезонных печалей.

Без устали, который день и год
слова слагаю в поисках решенья,
как будто в этом словоналоженьи
пытаюсь угадать заветный код,
как будто дом с распахнутым окном
возникнет из случайного сплетенья,
и станет явью то, что было тенью,
и тенью станет нынешний мой дом.

В ту ночь был дождь. Нагретая земля
была сыта и влаги не прсила,
она глотала воду через силу,
захлёбываясь, больше не могла,
пускала пузыри вокруг крыльца,.
кружила дом, как брошенную лодку,
в которой двое… навзничь… локоть к локтю…
лежали.

Война приходит каждому своя,
селясь везде — внутри тебя и возле,
и делит белый свет на «до» и «после»
в колокола тяжелые звоня.

Я жизнь свою живу как будто Бога нет,
как будто я один, а жизни — слишком много,
и шепчет в глубине, что нет меня для Бога,
какой-то из двоих, ютящихся во мне.

Я книги прочитал, услышал всё, что мог,
обрёл — что не хотел, нашёл, что не искалось,
и только женских губ горячечная алость
напоминает мне, что выше — только Бог,
которому нет дел до наших пиктограмм,
изысканных стихов и выведенных формул.