Важно не количество убитых, а качество смертей. Стреляй им прямо в сердце, и ты уничтожишь их душу навеки.
Значит, вот что такое дом, — подумал Пес, — это свалка, приведенная в порядок.
— Найди новую жертву. Убей. И ты поймешь, каково это быть по-настоящему живым.
— Убивая?
— Это круче секса.
— Он ошибается. Мы не коты, Джерри, у нас есть мораль.
— Хороший мальчик.
— Слышал? Я заслужил право называться хорошим мальчиком.
— Ты заслужил право быть сбитым минивэном.
— Бог в помощь… Ты шо, по деревьям лазишь?
— Да вот… птичку хотел…
— Ага…
— Да я это — гулял… гулял…
— Ага!.. Выгнали?
— Нет-нет-нет-нет.
— Мы же не мясники. Мы их повесим.
— Повесим?
— У вас все слишком быстро. В чем тут наказание?
— Они умрут.
— Мы все подохнем. Вот этого я выпотрошу…
6
8
— Эх ты, старый, блохастый охотник за воробьями, — сказал я ему, — только ты и умеешь, что выть на луну, да гоняться за зайцами, да яйца воровать, — а не видишь, что я вовсе не хочу уходить от тебя. Разве ты не понимаешь, что мы оба с тобой — заблудившиеся в лесу щенята, а хозяйка — жестокая мачеха, которая хочет нас извести: тебя — вытиранием посуды, а меня — мазью от блох и розовым бантом на хвосте. Почему бы нам не бросить все и не стать навсегда товарищами?
Если бы мужчины знали, как проводят время женщины, когда они одни, они ни за что бы не женились. Романы Лауры Лин Джибби, щелканье орехов, натиранье мускулов шеи миндальным кремом, — причем посуда остается немытой, — получасовая беседа с поставщиком льда, перечитывание связки старых писем, закуска из парочки пикулей и двух бутылок мальц-экстракта, просиживание в течение часа у дырочки, выцарапанной в матовом стекле окна, чтобы посмотреть, что делается в квартире напротив, — пожалуй, вот и все их занятия. За двадцать минут до его прихода со службы они начинают прибирать, поправлять прическу, чтобы не торчала фальшивая подкладка, и вытаскивают ворох шитья — чтобы разыграть десятиминутную комедию.
Ты не только съела цветы,
В цветах мои ты съела мечты.
И вот душа пуста,
И вот молчат уста.
Припев:
Трудно жить, мой друг, без друга в мире одному,
Всё туманно, всё так сухо сердцу и уму.
Если б жизнь твою коровью
Исковеркали б любовью,
То тогда бы ты, Пеструха, знала, почему!
Есть в полях другие цветы,
Опять вернутся в сердце мечты.
О них грустить смешно,
Пора простить давно.
Брось ты хмуриться сурово,
Видеть всюду тьму!
Что-то я тебя, корова, толком не пойму.
Наклони поближе ухо, утешай меня, Пеструха,
Очень трудно без участья сердцу моему.
— Ей, ты, коротышка, ты кого сусликом назвал?
— Ты кого коротышкой назвал, суслик?
— А помнишь, как ты меня гонял?
— Так я, это…
— Ну да. Работа такая… А я всю жись тут мотаюсь и никто мне сам косточку не даст…
— Так я, это…
— Теперь как я, а? Хыхаха! Эхыхыхы! Ох!