Ольга

— Веришь в эти сказки?
— Это не сказка, а легенда!
— Без разницы.
— Сказки оживают, когда их рассказывают. Легендам рассказчик не нужен. Они бессмертны. Сказки чему-то учат или пугают. Легенды нужны чтобы помнить…

4
0
4

Повисла тишина, прерываемая лишь монотонным чавканьем Чарли. Ребята обменялись красноречивыми взглядами. Моя надежность оказалась на чаше весов супротив страшной тайне, которую хранили воспитанники интерната от взрослых. Если бы не перебитая лапа пса, мне бы ни за что не удалось сравнять счет в битве за детские сердца.

1
0
1

— А вот не надо было давать женщине обещаний, если исполнить их не в состоянии! — фыркнула Ольга.
Тарасик просто побледнел от негодования — как всякий неопытный представитель мужского пола, он на «раз-два» повёлся на древние как мир женские приёмы курощения, низведения и «виноватенья» мужчин.

0
0
0

Она написала, как обнаружила в парке необыкновенно красивые поганки на пне, присела, чтобы рассмотреть их… и неожиданно стала плакать. И написала мне, что, глядя на такие очаровательные поганки, она поверила в Творца. «Если есть такая красота даже в ядовитых грибах, — написала Ольга. — То разве можно себе представить душу человеческую без ее Создателя?» «Милый, ты просил меня не плакать, а плачу. Сижу около пня с красивыми поганками и плачу. Люди смотрят на меня, как на сумасшедшую. Боятся подойти. А я думаю о том, почему люди не могут все время быть счастливыми? Ведь это же так просто. Нужно перестать ненавидеть, осуждать, завидовать. Нужно влюбиться. И счастье захлестнет всего человека. Ему некогда будет думать о гадостях, о злости, об обидах. Человек научится любить, жертвовать, помогать. Почему, Глебушка, люди бывают злы? Я смеюсь от счастья, что ты есть у меня, и одновременно плачу о людях. Почему? Почему они не хотят быть счастливыми и отнимают счастье у других? Ох, что-то тесновато стало у меня в груди. Дурные предчувствия лезут в голову, но я отгоняю их, как ты учил. Ты мудрый и добрый. Ты мой родной. Поплакала немного, и стало легче. И снова я радуюсь нашему счастью и купаюсь в нем, как в теплой воде нашего моря. Помнишь? Тутовое дерево. Персиковый сад. Море. Ночь. Луна. Звезды. И мы с тобой. И никого рядом. Только я, ты и Бог… Да, Глебушка, прости, но мне кажется, что я поверила в Бога. Именно сейчас, когда горе смешалось с радостью, я поверила в Бога. Я хочу в него верить, как дитя. Не может такого быть, чтобы наше счастье ушло в землю, и растворилось в обычном прахе. Не верю в это. Оно уйдет в землю, но прорастет в небесах радугой, по которой мы будем приходить друг к другу. Любовь вечная, родной, это так».

Да, мой юный друг, такое случается один раз в жизни: мы действительно волшебно любили друг друга. У нас все было одним. Любовь обвенчала нас в вечности. Так написала она в своем последнем письме. Лишь много позже я узнал о том, что она была неизлечимо больна белокровием. Словно предчувствуя близость перехода в вечность, она написала мне однажды: «Мне тревожно, милый. У нас была гроза. И я отгоняла от себя плохие мысли, как ты просил. И заставляла себя радоваться, а сама ревела белугой. Что это? Не буду, любимый, тебя тревожить своим письмом. Сейчас перестану плакать. Уже перестаю и пишу. Да. Пишу. Пишу о радости, а глаза сырые. Нет. Нет! Они сырые от дождя. Да, конечно, любимый. От дождя. Ты не переживай за меня. Это просто что-то не так. Не пойму, что. Не важно. Я пишу о дожде. Да! Заставляю себя писать о дожде, милый.
Как я люблю дождь, любой, проливной, шелестящий, требовательный или нежный… В эти минуты я как-то обостренно чувствую единение с миром. Оно проявляется в какой-то минорной эйфории, она негромкая, но очень красивая — красивая мелодия, под которую мне так нравиться танцевать босиком».
На следующий день она умерла.

0
0
0

«Милый Глебушка, здравствуй! — писала Ольга. — Получаю письма от тебя и, не поверишь, плачу от счастья. Мы нужны друг другу, моя радость, такое дается чрезвычайно редко. Это действительно какое-то божественное соединение двух душ. А уж насчет романтики?! Это да. Надо мной все это время по-доброму смеялись мои подруги. Они меня очень любят и пытались как-то вытащить из состояния «ничего не хочу». Они знали о моей нелюбви к мужу. И знакомили, и на что-то провоцировали, а я уперлась как барашек, и все твердила про свою Высокую планку, без которой мне ничего не нужно. И на все аргументы типа: возраст, женское здоровье и прочее, — говорила: каждому свое. А мне нужна Любовь! Ну, в общем, Глебушка, без физиологии прожить можно, хоть и, порой, сложно, а без любви нельзя! И чувствовала себя при этом последним из Могикан. Но нет, не одна я такая…»

0
0
0

Нет, ну ты понимаешь, я просто за справедливость. Ну почему, как хороший и добрый — обязательно бедный, а как богатый — непременно негодяй. Вот я и подумала, вот что проще обогатить доброго или перевоспитать негодяя? Мне кажется, у меня второе как-то проще получится…

2
0
2

Атаковать — это не обязательно кидаться в бой,  — наставительно произнесла Ольга.  — Атаковать — это ещё и совершать неожиданные для противника действия, ломать его планы.

2
0
2