Куриц чем только не пичкают. Гормоны роста и все такое. Этих кур разводят в тесных темных курятниках, всю жизнь колют им что ни попадя и кормят всякой химией, а потом сажают на ленточный конвейер и механическим топором отрубают голову.
— А ты — дурачок. Хотя… это твой возраст. Ты тысячу раз должен был удержать Валентину. Со всеми её любовниками и уходами из дома, со всем её прошлым. Таких людей, как Валентина, нельзя упускать Но только ты ещё молод, мой бедный, родной.
— Я не Жан Лу, ты это имеешь в виду?
— Жан Лу — он-то понимает. Он понимает, что в человеке важна личность, а не поступки. Важно то, что даёт человеческое присутствие.
— Присутствие! Да она всегда отсутствовала. Путешествовала и всё больше опускалась от ничтожества к ничтожеству.
— Опускалась… Как можно такое подумать! Значит, любовь и её проявления унижают женщину? Да ты потерял голову. Мы созданы для этого. Самой природой. Правда, изредка встречаются женщины сверх того ещё и верные. Но Валентина не из их числа.
— Мари, я несчастна.
— Да нет, нет. Чувствовать это — уже само по себе счастье.
— Деньги текли рекой, публика была у нас в руках. Я был готов на всё ради него. Он мог стать великим артистом.
— Он совсем так не думал.
— Я знаю, что вы скажете… Он страдал… Но я тоже страдал. Думаете, легко всю жизнь смешить людей? Иногда мне так одиноко, что я хочу умереть. Я рыдаю навзрыд. И снова надеваю костюм клоуна, готовый выступать.
— Опять по новой… Вот забавно. Я уже 60 километров не закрываю рта. Вообще, я нервничаю. Всегда болтаю, когда на нервах. Всё, буду молчать.
— Нет, не надо.
— Дитя и рисование — это слишком. Трудно совместить.
— Он отберет у тебя фломастеры?
— Мне надо вылететь этим рейсом.
— Полетите следующим… Или предыдущим.
— Разве мы знакомы?
— Нет.
— Как же вы осмелились ко мне обратиться?
— Ты веришь, что у младенцев в утробе есть душа?
— Сперва надо, чтоб она у матери была.
— А вы чем занимаетесь?
— А что ль не видно?
— И на вас… все мужчины оборачиваются…
— На то мы и шлюхи.
Говорят, самые худшие люди живут дольше других, чтобы у них было время раскаяться и исправиться.
— … Здорово, когда люди так могут.
— Когда стараются?
— Когда могут заставить себя постараться.
Там, в «Альфавиле», какой-то подонок избил до полусмерти китаянку. И всю её одежду с собой утащил. Очень красивая девочка. Только голая и вся в крови. В её мире не бывает «подготовительных стадий». И про «характер, с которым лучше не торопиться», ей никто не объяснит. Не правда ли?
… Эри прижала меня к себе. Но не так, как люди обычно обнимаются. А ОЧЕНЬ крепко. Так, чтобы мы с нею стали одним существом. И не отпускала меня ни на секунду. Как будто знала: стоит ей разжать руки — мы больше никогда на этом свете не встретимся. И тогда я почувствовала, что могу доверить ей свою жизнь. В этой кромешной мгле нас вдруг ничего не разделяло. Все стало единым. По-моему, даже сердца забились в унисон.
Какое-то время я боролась за себя, строила свой мирок. И теперь всегда могу спрятаться в том мирке и хоть немного расслабиться. Одна. Как улитка в панцире. Но ведь мне потому и пришлось сооружать этот панцирь, что сама я — беззащитный слизняк. Да и для внешнего мира мой мирок совсем крошечный и ничтожный. Как хижина из картонных ящиков. Ветер дунул посильнее — все тут же и развалилось…