Крис Кельвин (Chris Kelvin)

Кончается жизнь, но не любовь.

Finis vitae, sed non amoris (лат.).

– Мы больше никогда не сможем жить на Земле вместе, Крис. И ты это знаешь. Такое будет невозможно. А это, ну что это за жизнь такая? На самом деле это даже не жизнь. Не знаю, как это вообще можно назвать.
– Но ты существуешь. И мне этого достаточно.

– Ты до сих пор считаешь, что человек был создан Богом? Это всё касается всех нас. Даже мир, в котором мы живём, — это мир человека. Он изобретает, создаёт.
– Нет, я говорю о высшей форме разума.
– Нет-нет. Давай остановимся на этом. Ты опять приписываешь человеку высшие качества. Ты описываешь характеристики человека, будто бы они и не человеческие. Вы согласны?
– Конечно.
– Хорошо, что мы поняли друг друга. Нужно признать, что нам нужно время, чтобы узнать Вселенную. Наше существование неизбежность, и в этом нет никакой тайны, как и существование деревьев или акул. Существуют математические теории, вот и всё.
– А как можно объяснить принцип, что из всех созданий на Земле только мы можем размышлять о жизни и смерти?
– Этого нельзя объяснить. Это происходит само по себе.
– Тогда, может быть, стоит на это поглядеть с точки зрения религии?
– Не стоит так углубляться.

– Я каждый раз слышу, как ты отшучиваешься.
– Да я знаю, знаю. Прости меня, для меня это очень не легко. Так что…
– Может, я делаю что-нибудь не так?
– Нет. Нет-нет-нет. Ты здесь ни при чём. Просто, понимаешь…
– Если ты всё время будешь отказывать, то через двадцать лет я тебя уже не буду об этом просить.
– А что, я буду уже старой?

– Здрасьте.
– Я уже это испытал.
– Да, я знаю… Ты всё ещё над этим работаешь.
– А где твой посетитель?
– Я не знаю. Он куда-то исчез.
– А кто к тебе приходил?
– Мой брат… А кто была она?
– Моя жена.
– Она погибла?.. Я видел её имя.
– Она вернётся?
– А ты хочешь, чтобы вернулась?

– Чёрт возьми… Я не сплю?
– Да.
– Как ты сюда попала? Как ты здесь оказалась?
– В каком смысле?
– Где, по-твоему, ты находишься? Как ты думаешь, где ты сейчас?
– Дома.
– И где этот дом?
– Там, где мы вместе с тобой живём.
– А ты помнишь, чтобы мы когда-нибудь были вместе? Ты хоть помнишь, где мы бывали вместе?
– У нас в квартире.
– Опиши её.
– В ней темно. Очень-очень темно. На стенах нет никаких картин, нигде нет никаких фотографий. Даже на холодильнике их нет. Сначала это казалось немного странным.
– А ты помнишь, где мы впервые увидели друг друга?
– Когда ехали в поезде?.. Крис… Я так рада тебя видеть… Я очень тебя люблю… А ты меня больше не любишь?
– Мне надо проверить, что с командой.
– Нет! Не надо! Не бросай меня, не уходи!
– Почему? Почему?.. Почему?
– Не знаю. Я не знаю.
– Всё хорошо, всё хорошо.
– Почему ты сидишь там? Можно я сяду рядом с тобой?

– Разве ты не понимаешь, я пришла к тебе из твоей памяти. В том-то всё и дело. Я не настоящий человек и ты сам управляешь мной из своей памяти. Так что если ты думаешь, что что-то неправильно, то я заранее знаю, что мне делать. Я покончила с собой, поэтому ты и помнишь меня. И мой голос так звучит, потому, что ты его тоже помнишь.
– Я не верю, что всё наше прошлое было заранее предопределено. По-моему, мы можем выбирать, как нам жить. В тот день, когда я ушёл и ты сказала, что не сделаешь этого, я не слышал тебя потому, что был злой. Теперь у меня есть шанс исправить свою ошибку и ты должна мне в этом помочь.
– Но я на самом деле не Рэя.
– Я ничего не хочу знать. Я просто вижу тебя и всё.

– Не включай свет… Ты думаешь, я в твоём воображении?
– Но ты не Гибарян.
– Нет. Но всё равно я здесь.
– Ты вроде куклы.
– А ты разве нет? А, может, ты для меня кукла, как и все куклы, которые думают, что они люди. И вам просто кажется, что вы люди.
– Почему ты покончил с собой?
– Я решил, что моё время пришло. Я не думаю, что я ошибся.
– А как же твой сын?
– Это не мой сын. Мой сын на Земле. Как и твоя жена. Они остались на Земле.
– Ты не забыл, что Солярису от нас нужно?
– А почему ты думаешь, что он от нас чего-то хочет? Тебе лучше улететь отсюда. Если ты продолжаешь думать, что всему этому есть какое-то решение, значит ты погибнешь.
– Я не могу её бросить. Я сам разберусь.
– Ты понимаешь, что я пытаюсь тебе сказать? Ты не найдёшь ответов на свои вопросы. Никогда.

– Почему ты убил себя?
– Тогда это казалось мне хорошей идеей. Теперь я понял, что ошибался.

– Кельвин, вы делаете ошибку, поддаваясь эмоциональному воздействию одного из них. Ею управляют и если бы она была страшной, вы бы не подпустили её к себе. Но она не страшная. Она всего лишь отражение вашего разума и вы её создаёте.
– Но она живая.
– Она не человек, постарайтесь это понять.
– А как же ваши посетители? Вы их тоже готовы уничтожить без всяких колебаний. Кто они? Где они? Они чувствуют? К ним можно прикоснуться? Они разговаривают?
– Мы попали в ситуацию, находящуюся за пределами морали. И всё-таки ваша жена мертва.
– Откуда вы знаете? И вы можете с такой уверенностью утверждать то, чего не знаете?
– Она копия, она просто подобие. И пытается здесь всё уничтожить. Вы просто больны. Мы ни в коем случае не возьмём её с собой.

… мы просто расхаживаем по библиотеке, заполненной книгами на непонятном языке, и глазеем на цветные корешки… Вот и все!

Нет, Гибарян не испугался. Бывают вещи пострашнее. Он умер от безвыходности. Он думал, что все это происходит только с ним.

— Вы что же, хотите уничтожить то, что мы сейчас не в состояние понять? Простите, но я не сторонник познания любой ценой. Познание только тогда истинно, когда оно опирается на нравственность.
— Нравственной или безнравственной науку делает человек.

Меня интересует истина, а Вы хотите сделать из меня предвзятого сторонника. Я не имею права выносить решения, руководствуясь душевными порывами; я не поэт.

… Я смотрю сейчас на тебя и пытаюсь тебе объяснить, что ты мне дороже, чем те двенадцать лет, которые я посвятил Солярису, и что я хочу быть с тобой. Может, твое появление должно быть пыткой, может, услугой, может, микроскопическим исследованием. Выражением дружбы, коварным ударом, может, издевательством? Может быть, всем вместе или — что кажется мне самым правдоподобным — чем-то совсем иным. Но в конце концов разве нас должны занимать намерения наших родителей, как бы они друг от друга ни отличались? Ты можешь сказать, что от этих намерений зависит наше будущее, и с этим я соглашусь. Не могу предвидеть того, что будет. Так же, как ты. Не могу даже обещать тебе, что буду тебя всегда любить. После того, что случилось, я ничему не удивлюсь. Может, завтра ты станешь зеленой медузой? Это от нас не зависит. Но в том, что от нас зависит, будем вместе. Разве этого мало?