Люди компромиссов — хорошая добыча для тех, кто на компромиссы не идет.
Пока я лежал в госпиталях, много думалось… Сам знаешь, когда заняться нечем, только лежи и пялься в потолок, даже газету не поднять, то что еще, как не думать? Мы же всегда думаем в последнюю очередь, когда уж совсем нечем больше заняться…
Когда на улице пара сопляков избивает женщину, здоровенные мужики трусливо проходят стороной и возмущаются про себя: ну где же милиция?
Я вот даже в своей воинской части слышу старинное, что вот если нагрянет враг, то мы все плечом к плечу вместе… Увы, это только красивая отмазка! Ни черта не будет!
Нирок с восхищением посмотрел на старшего друга.
— Ты такой умный, Филипп! Я так счастлив, что ты согласился полететь со мной.
— Я просто старше тебя и больше знаю, — честно ответил Филипп. — Вот кто по-настоящему умён, так это ты. Ты когда-нибудь раньше имел дело с воронами?
Нирок удивлённо захлопал глазами.
— Нет, — признался он.
— Ты до сегодняшнего дня видел хоть одну ворону?
— Нет.
— Вот видишь! И, тем не менее, ты знал, как следует говорить с ними. Как это ты догадался предложить им крысу в обмен на право пролёта в дневное время?
— Я… я не знаю. Просто подумал и придумал.
— Вот это и называется ум, понял? А всё остальное — просто опыт и знания.
— И тогда герцог Лодерский отдал приказ атаковать кавалерией передние ряды, — сообщил солдат.
— Идиот, — прокомментировал Володя. Филипп и граф Готский покосились на него с одинаковым выражением.
— Герцог был настоящим солдатом, — терпеливо ответил Филипп. — Когда он понял, что сражение проиграно, он лично возглавил отряд рыцарей и повел его в последний бой.
— Храбрый идиот, — поправился Володя.
— И ты стал плохим другом — ты ни разу не спросил, как у нас дела с Кит.
— Чувак, ты только что уронил меня с высоты двенадцать метров и ты еще говоришь о дружбе? Я тебе доверился.
Очень тяжело избавиться от материнской опеки. Берегись женщин, до самой своей смерти, они намного опасней мужчин.
— Царь неизбежно будет причинять боль тем, кого любит.
— Но, отец, я никогда не поступлю так!
— Ты еще вспомнишь мои слова, сын.
Я как замороженный стейк, который бросают в кипящее масло: ничего не чувствую, но все равно мне плохо.
Может быть, я наивен, но, надеюсь, во мне есть еще что-то хорошее, кроме банковского счета.
— Парни с улицы не знают жалости.
— В этом все и дело. Я не хочу, чтобы меня жалели.