Иной раз, когда тишина кричит, приходится заглушать её самым громким, что у тебя есть.
Удивительно, как легко отказываешься от того, с чем вчера, думалось, невозможно расстаться.
— А хоть что-нибудь имеет значение?
— Да, имеет, — […]. — То, что мы уже не мертвецы, — сказал он. — И то что мы еще не мертвецы.
… Ты променял библию национал-социализма на колбасу. Одно другого стоит.
— А я-то в первый вечер вообразил, что ты беспомощна и беззащитна.
— Я такая и есть.
— Мы все такие. И все же обходимся без помощи и без зашиты.
Ночью каждый таков, каким ему бы следовало быть, а не такой, каким он стал.
— Мне кажется, для нашего возраста у нас слишком большой опыт отчаяния. Давай забудем о нем.
— И слишком большой опыт забвения.