Азирафаэль

— Ты врезался в кого-то.
— Нет. Кто-то врезался в меня.

— Зачем ты это поглощаешь? Ты же ангел.
— Это же суши! Их макают в соевый соус. Так делают смертные. Раз уж я вынужден жить среди них, то веду себя как все. Чаю?
— Я не оскверню храм своего неземного тела… местной дрянью.
— Ох. Естественно. Милый костюм.
— Их одежда мне по нраву.

— По слухам, Господь вспылил немного. Стирает человеческую расу с лица земли сильной грозой.
— Всех?
— Только местных. Не думаю, что Всевышний зол на китайцев. Или на коренных американцев. Или на австралийцев…
— Пока.
— И Господь не всех местных уничтожит. Ной, вон там, его семья, его сыновья, их жёны, с ними всё будет в порядке.
— Но всех остальных-то топят? Не детей же? Детей не убивают! Такого больше ожидаешь от наших.
— Да, но когда всё закончится, Всевышний вывесит новую штуку под названием «радуга», как обещание больше никого не топить.
— Какая доброта.

— Внушительное оборудование, я видел такое раньше. Очень необычное. Стреляет шариками краски.
— Ваша партия разве одобряет оружие?
— Только в праведных руках. Тогда оно придает вес духовным аргументам.

– Ты поступил просто низко, – сказал Азирафель, шагая по пустому коридору.
– А что я такого сделал? – удивился Кроули, открывая одну дверь за другой.
– Там люди стреляют друг в друга!
– Именно, и что с того? Их никто не заставлял. Они сами этого хотели. Я просто помог им. Рассматривай это, как мир в миниатюре. Свобода воли для всех. И полная непостижимость, разве не так?
Азирафель молча смотрел на него.
– Ну ладно. На самом деле никого не убьют, – сокрушенно признался Кроули. – Все чудесным образом спасутся. Иначе какое же тут веселье?
Азирафель успокоился.
– Знаешь, Кроули, – начал он, – я всегда говорил, что на самом деле, глубоко внутри, ты…
– Ладно, ладно! – оборвал его Кроули. – Может, растрезвонишь теперь на весь божий свет?

– Может, начнут террористы?… – предположил Азирафель.
– Не из наших, – заявил Кроули.
– И не из наших, – сказал Азирафель. – Хотя наши, разумеется – борцы за свободу.

– Так что нам теперь делать?
– Попробовать выспаться.
– Тебе не нужен сон. И мне не нужен сон. Зло никогда не спит, а Добро неусыпно.

— Да, вот это уже лучше. Чайковский. — Азирафаэль открыл футляр и вставил кассету в магнитофон.
— И это тоже тебе не понравится, — вздохнул Кроули. — Кассета в машине уже больше двух недель.
Тяжелые басы наполнили «Бентли», проносившийся мимо Хитроу. Азирафаэль нахмурил брови.
— Как-то не припоминаю, — сказал он. — Что это?
— Чайковский. «Another One Bites the Dust», — сказал Кроули, прикрыв глаза («Бентли» проезжал через Слау).
Коротая время в дороге по сонным Чилтернским холмам, они послушали «We Are the Champions» Уильяма Берда и «I Want То Break Free» Бетховена. Но больше всего их порадовали «Fat-Bottomed Girls» Воана-Уильямса.
Говорят, все лучшие мелодии принадлежат Дьяволу. В общем, так оно и есть. Но зато на Небесах самые лучшие хореографы.

– Видишь ли, в зле всегда заложены ростки его поражения, – сказал ангел. – Сама его природа – отрицание, и именно поэтому включает в себя уничтожение, даже в минуты кажущейся победы. И не имеет значения, насколько его план грандиозен, отлично спланирован, защищен от ошибок – по определению свойственная злу греховность обрушится на самих злоумышленников. И не имеет значения, насколько они преуспеют в делах своих, ибо в конце сами они призовут гибель на головы свои. И замыслы их разобьются о скалы неправедности, и низринутся они в пучину забвения, и исчезнут бесследно.
Кроули задумался.
– Да нет, – сказал он наконец. – Готов поспорить, кто-то просто прокололся.

— Ало! (Пап, смотри, Пёс ходит на задних лапах!) Ало! Кто это?
— Извините, правильный номер!

— Мне хочется думать, что у нас ничего не получилось бы, если бы в глубине души ты не был чуточку хорошим.
— И если бы ты не был глубоко в душе в известной степени сволочью, с которой стоит познакомиться поближе.

— По-моему, обе стороны воспользуются этим как передышкой перед главным сражением.
— Я думал, это и было главное сражение.
— На мой взгляд, главная заварушка начнется, когда все наши выступят против всех этих.
— Что? Небеса и Ад против… человечества?

— Что ж, приятно было познакомиться. Может, встретимся в лучшие времена.
— Заткни свой дурацкий рот и сдохни уже.

— Можешь остановиться у меня, если хочешь.
— Не думаю, что моим это понравится.
— У тебя больше нет твоих. У нас обоих нет. Мы сами себе свои.

Представь, как ужасно всё сложилось бы, если б мы всё делали как надо.