Антон

— Рефрен — проклятый предмет. Что угодно: пуговица, цыпочка, украшение. Какая-то вещь, которую демон использует, чтобы прицепиться к жертве.
— Да это обычная бижутерия китайская!
— Смешной вы, ей-богу! Американская бижутерия или китайская — какая демону разница?

Ты как гидра: ты одну проблему решаешь, и две новых сразу появляются.

— То есть, вы хотите сказать, — с сарказмом начал он, — что вы рассказали все это моей сестре, она пошла туда, и ее захватили в плен инопланетяне?
— Да Бог с тобой, сынок, — усмехнулся Степан Богданович. — Какие же инопланетяне? Люди гораздо страшнее и коварнее всех призраков, чертей и инопланетян вместе взятых. И людей стоит опасаться куда больше, чем всякой мистической нечисти.

У каждого свои места для знакомства с женщинами, — объяснил мне Антон. — Некоторые спускаются за ними в метро: это просто край непуганых невест, а ленивые, типа меня, просто сидят за лучшим столиком там, куда женщины сами приходят в поисках мужчин.

Всегда можно вернуться, если свободу дают.

— Вот ты мне лучше скажи — в этом городе где-нибудь есть нормальная работа?
— Нет, лучше ты мне скажи — есть ли нормальная работа в нашей стране!?

… да ведь на чужой рот пуговицы не нашьешь.

Господа съезжаются к нему на поклон, и то сказать, было бы корыто, а свиньи-то будут.

… плетью обуха не перешибешь.

— Знаешь, Паскаль говорил, что если бы люди научились тихо сидеть в своих комнатах, то количество зла в мире сильно уменьшилось бы…
— Я Паскаля не читал, только мне кажется, что он прав всего наполовину: зло, может быть, и уменьшилось бы, но ведь и добро — тоже. Согласен?
— Согласен, — сказал Юрка.

— Давай свой плащ.
— Это мужской плащ.
— Да, но я не вижу здесь мужика. Я вижу балерину из подтанцовки.
— Но я его не отдам.
— Я прею в этом платье уже двенадцать часов. Дай сюда плащ!
— Нет.
— Тогда я сама его возьму.
[насильно забирает плащ]
— Я предупреждала, долбаный шведский Карлсон!

— Она мне немножко не нравится.
— Ну, не нравится — выпей еще.
— Я столько не выпью.

— Я ещё к Хану зайду. Давно у него не был.
— Как он там, кстати, поживает? — спросил Антон. — Нашёл себя?
— Да, — сказал Андрей, — и ещё много другого.

— Ты кого-нибудь из наших видел?
— Гришу часто вижу, — сказал Андрей. — Он сейчас, как они выражаются, поднялся, то есть денег много. Ещё Серёгу видел недавно. Очень сильно изменился. Не пьет, не курит. Утризм принял.
— Это еще что?
— Это религия такая, очень красивая. Они верят, что нас тянет вперёд паровоз типа «У-3» — они его ещё «тройкой» называют, — а едем мы все в светлое утро. Те, кто верит в «У-3», проедут над последним мостом, а остальные — нет.

— Я не говорю, что это надо делать. Я вообще не знаю, что надо делать. Я просто беседую. Но послушай, ты подумай, что мешает тебе стать как они? Другие персонажи. Почему они в безопасности, а ты нет?
— Кексы. Кексы-красивые, нарядные куклы. Но куклы тоже нужны, пускай пустые. Ну сейчас таких много, все хотят стать куклами. Спортсмены. Спорт сейчас на первом месте. Может… Нет. Фрида вообще вне конкуренции. Пила поёт. У Гарика скутер. У всех что-то есть. А я…