У диктатора должна быть некая мистическая притягательная сила, благодаря которой его последователи впадают в своего рода религиозный восторг. Он должен обладать неким магнетизмом, чтобы они считали за честь отдать за него жизнь. Они должны чувствовать, что в служении ему их жизнь обретает величие.
Уильям Сомерсет Моэм (1874-1965), никогда не работавший в жанрах массовой литературы, не писавший детективов, боевиков, сентиментально-сексуальных дамских романов, тем не менее прочно занимает второе место в мире среди наиболее читаемых английских авторов, уступая лишь Чарлзу Диккенсу. И все это без пиар-кампаний, лазерных шоу и газетной шумихи. Просто Моэм — блестящий стилист, тонкий психолог, знаток европейского модернизма, точный аналитик британского колониального общества, поздний викторианеи. И очень мужественный, самоироничный человек, сказавший однажды: «Умирать — ужасно скучное и тягостное занятие. Мой вам совет: избегайте чего-либо подобного»... В романах Моэма жизнь предъявляет то, что скрыто под ее «узорным покровом»: опрокидывает устоявшиеся представления, изменяет привычный ход вещей, выставляет неожиданные счета, устанавливает новые точки отсчета. Герои, сошедшиеся под обложкой этой книги, представлены в движении — по обе стороны экватора, из одной части мира — в другую, из тени — в свет, между противоположными жизненными ориентирами и ценностями. В романе «Рождественские каникулы» нескольких дней, проведенных молодым англичанином в Париже, оказывается достаточно, чтоб приобщиться к чужой боли, бездне, судьбе; взглянуть по-новому на собственную размеренную жизнь и стремительно перестроить устоявшуюся систему координат. Непредсказуемые «Рождественские каникулы», роман-путешествие «Малый уголок», ориентальные этюды «На китайской ширме» открывают читателю яркого и разнопланового Моэма в одном издании — в книге, располагающей к медленному, интеллигентному, а значит, и верному прочтению.
Автор:
Ни один диктатор не обладает ясным логичным умом. У диктатора есть внутренний импульс, сила, магнетизм, обаяние, но, если повнимательней разобраться в его словах, увидишь, ум у него заурядный. Он может действовать, потому что им движет инстинкт, но стоит ему задуматься, и он сразу запутается.
11
2
13
Глупость человечества такова, что им можно управлять словами.
11
0
11
Когда человека нет рядом, его идеализируешь, на расстоянии чувство обостряется, это верно, а увидишь его снова — и удивляешься, что ты в нем находил.
60
1
61
Нет ничего на свете коварней женской лести: потребность в этой лести так в нас велика, что можно стать ее рабом.
7
0
7
Влияние — им женщина дорожит даже больше, чем любовью мужчины к ней, независимо от того, идёт ли речь о сыне, о муже, о любовнике или о ком-то ещё.
3
2
5
В революции на поверхность поднимается пена общества: негодяи и преступники.
11
0
11
Знакомый оборачивается к тебе только своими лучшими сторонами, он внимателен, учтив, он скрывает свои дурные свойства за маской общепринятой благопристойности. Но сойдись с ним поближе, и он отбросит маску, не даст себе труда притворяться, и перед тобой предстанет существо такое низкое, натура такая заурядная, слабая, продажная, что ты ужаснешься, если еще не понял, — таков человек по природе своей и осуждать его так же глупо, как осуждать волка за волчий аппетит или кобру за смертельный укус. Суть человеческой натуры — эгоизм. В эгоизме и сила его и слабость.
5
0
5
Отдых, покой, тишина, одиночество. Похоже, такую роскошь могут себе позволить только очень богатые, а ведь это ничего не стоит. Странно, что так трудно этого достичь.
15
0
15
Сколько бы мы это ни отрицали, но в глубине души мы знаем: всё, что с нами случилось, мы заслужили.
27
1
28
Люди беспредельно загадочны. Одно несомненно, ты ни о ком ничего не знаешь.
16
0
16
Удивительно, какие разные чувства вызывает в разных людях одна и та же музыка.
37
0
37
Мне надо вырвать из сердца способность любить.
8
0
8
Что ж, скажу вам откровенно, по-моему, нет ничего мучительнее, чем всем сердцем любить человека и знать, что ему грош цена.
12
0
12