Все влюбленные клянутся исполнить больше, чем могут, и не исполняют даже возможного.
They say all lovers swear more performance than they are able and yet reserve an ability that they never perform.
Троил и Крессида — пьеса Шекспира, вслед за первыми посмертными публикаторами относимая к трагедиям.
Все влюбленные клянутся исполнить больше, чем могут, и не исполняют даже возможного.
They say all lovers swear more performance than they are able and yet reserve an ability that they never perform.
Но помню я, мы ангельски прекрасны,
Пока желают нас и жаждут страстно:
Всем любящим полезно это знать —
Мужчина хвалит то, что хочет взять.
Но, чуть достигнут им предел желаний,
Бледнеет пыл молений и мечтаний.
Понятен мне любви закон один:
Просящий — раб, достигший — властелин.
А мне Троил давно милее стал
Всех отражений в зеркале похвал.
Но я сдержусь. Мы ангелы, пока
От рук мужчин добыча далека;
Добыл — забыл, и вещь уж не нужна;
А недоступному — высокая цена.
Мы, женщины, одно лишь твёрдо знаем —
Что издали сильнее привлекаем.
И потому мне твёрдо помнить надо:
Кто взял — тиран; кто не взял — жаждет взгляда.
Так, хоть любви душа моя полна,
Останусь я по виду холодна.
О да! Едва исчезнет подчинённость,
Опора и ступень великих дел —
Погибнет всё!
Хвала теряет цену, если нас
Венчает ею собственный наш глас;
Когда ж хвалу и враг нам воздаёт,
Её молва векам передаёт.
Обряды выше бога ставят
Лишь идолопоклонники одни;
И та безумна воля, что стремится
Достоинствами наделить пристрастно
Предмет, который вовсе их лишен.
… кусает губы со значительным видом, как будто хочет сказать: «Сколько ума в моей голове, если бы только я захотел его обнаружить!» Там-то его может быть и много, да он так же заморожен, как огонь в кремне: пока не стукнешь, не увидишь.
Настаивает автор, что никто
Не господин своих сокровищ, в чём бы
Они не состояли, если он
Их разделить с другими не захочет;
И даже сам не знает ничего
Правдивого о них, пока не слышит
Чужой хвалы, что отражает звук,
Подобно своду, или, точно сталь,
Свет солнца и тепло его вбирает
И отдаёт.
Одна черта роднит людей всех стран:
Всегда милей им новые наряды,
Хотя б они и шились из старья!
Прах позолоченный для них дороже,
Чем запылённый золота кусок.
Глаз ценит то, что видит он сейчас…
В соблазн ввергаем мы самих себя
Нередко, понадеявшись на силы
Свои, что так изменчивы порой.
Мы — слабый пол! Мы все грешны в одном:
Капризы глаз руководят умом.
Неверен кормчий — и неверен путь.
Глаза и сердце могу обмануть.
Но боги глухи к клятвам раздражённых;
Запальчивый обед противней им,
Чем жертва с печенью больной и в пятнах.
Я так скажу: превратности судьбы
Проверка наших сил. В спокойном море
И жалкие, ничтожные суда
Дерзают безбоязненно скользить
Бок о бок с кораблём.
Но, стоит только грубому Борею
Прекрасную Фетиду рассердить,
Корабль взрезает водяные горы
Могучим килем, споря со стихией,
Как конь Персея, а толпа лодчонок,
Недавно состязавшаяся с ним,
Стремится в бухты, чтобы не достаться
Нептуну. Так и с доблестью людей:
Лишь в бурях жизни познается доблесть.
Всё им смешно — и доблесть, и таланты.
И внешний вид прославленных вождей,
Приказы, речи их, призывы к битве,
И пораженья наши, и победы,
Успехи и потери: всё у них
Лишь повод для нелепого глумленья.