Убежденность в собственной безобразности на пороге среднего возраста — дело обычное и, возможно, даже повсеместно распространенное.
Уйти тихо, по возможности со скромным, но приличествующим случаю афоризмом на устах.
Почему мужчины плачут? Потому что им приходится сражаться и совершать подвиги, учавствовать в марафонских забегах по служебной лестнице, потому что им не хватает их матерей, потому что они, как слепые, блуждают во времени и им так трудно добиться эрекции. А еще из-за всего того, что они сделали. Оттого, что они разучились быть просто счастливыми и несчастными — они могут быть только пьяными в стельку и чокнутыми. И еще оттого, что они не знают, как им жить, когда они проснутся.
Нет такого человека — если он достаточно взрослый, чтобы водить машину, — у которого не было бы забот.
Возможно, нам было бы легче, если бы мы знали, из чего мы сделаны, что поддерживает в нас жизнь и к чему мы вернёмся. Всё, что находится у вас перед глазами — бумага, чернильница, эти слова и ваши глаза тоже, — были сделаны из звёзд: звёзд, которые взрываются, когда умирают.
Чем больше вас фотографируют, тем бледнее становится ваша внутренняя жизнь. Пока вас фотографируют, ваша душа прозябает, это время для вашей души — мертвый сезон.
Страданию нет дела до масштаба иных страданий. Оно лишено чувства коллективизма. Его ни с чем не соотнести.
Эти пурпурные капризули, разевающие рты, как голодные рыбы, — их звать тюльпаны. На три стороны раскоряченные, оранжевые в крапинку — это тигровые лилии. Красные, с водоворотистым горлышком — конечно же, розы. Они еще бывают розовые или желтые. А домашний чепец с щупальцами на толстом стебле — это амариллис.
Порок имеет привычку оставлять след прямо на лице, чтобы все видели.
Я мечтаю расстаться с миром денег в пользу… пользу чего? В пользу мира мыслей и чудес. Но как туда пройти? Подскажите, пожалуйста. Своими силами у меня никогда не выйдет. Я просто не знаю дороги.
По-моему, деньги вообще неконтролируемы. Даже тем из нас, кто при деньгах, это не под силу.
Есть одна тайна, которой не знает никто: Бог — женщина. Оглядитесь! Неужто не очевидно?