Ведь вот беда-то какая, все хотят любить красивых и сильных.
Мы ничего не можем изменить. Будем бросать свой медный грош в этот бездонный котел. Брошу я. Бросишь ты. Бросит он — но мир не изменится от этого ни на грош. Но мы, может, мы сами немного изменимся. И тогда изменится наше людоедское государство.
Неделание — великое искусство. И уж во всяком случае, неделание лишнего.
Вот то качество великой русской литературы, о котором труднее всего говорить: она вся написана всерьез.
Люди делятся не на две категории — побежденных и победителей, — как это кажется с первого взгляда, а на три: победителей, побежденных и воздержавшихся от борьбы.
По мне, национальность — это повод для того, чтобы радоваться красоте и разнообразию творения.
Распоряжаться собой — это значит быть взрослым. А эгоизм — качество подростковое.
Историческая наука вещь довольно мутная. История — не алгебра. Точной наукой ее не назовешь. В каком-то смысле литература более точная наука. Что говорит великий писатель, то и становится исторической правдой.
Оправдание моё в искреннем желании высказать правду, как я её понимаю, и в безумии этого намерения.
… Легче всего выйти замуж в девятнадцать лет наудачу, невесть за кого, чем решать эту проблему в тридцать, когда понимаешь, каким должен быть правильный партнер.
… Детскость есть серьезное отношение к пустякам и к тем искренним переживаниям, которое пустяки возбуждают. Детскость есть чувство непременно бессознательное. Стоит взрослому в ту же минуту понять свою ребячливость и дальше продолжать ту же игру — и он мигом превратится в ломающееся неприятное существо. Но бессознательная ребячливость обворожительна.
… Евангелие не религия, а лишь материал для создания таковой. Сколько людей — столько религий. Из той же книги можно почерпнуть много настоящей любви.
Когда всю жизнь живешь в одном городе, он наполняется точками памяти, как будто в каждой подворотне, на каждом углу прибито гвоздиком нестираемое воспоминание…