Я отлично знаю, почему боги не говорят с нами открыто. Пока мы не научились говорить, почему они должны слушать наш бессмысленный лепет? Пока мы не обрели лиц, как они могут встретится с нами лицом к лицу?
В своем последнем и, по мнению многих, лучшем романе, написанном в духе античной трагедии, Клайв Стейплз Льюис обращается к теме любви и по-своему пересказывает знаменитый миф об Амуре и Психее, изложенный в «Метаморфозах» Апулея. Заимствование символичное, ведь в романе Льюиса читатель с неизбывным изумлением наблюдает непрестанные метаморфозы чувств и драматические метаморфозы души, блуждающей в темном лабиринте страстей и обстоятельств. И выйти из этого лабиринта может лишь тот, кто познал Любовь, ибо она и есть единственная, высшая ценность…
С его стороны было бы честнее сказать мне сразу, что лодка идет ко дну, прежде чем приглашать прокатиться.
Сегодня мне придется встретиться со злыми людьми, с трусами и лжецами, завистниками и пьяницами. Они таковы, потому что не умеют отличать зло от добра. Их, а не меня ждет злая участь. Посему я должна жалеть их…
Друзья не должны ущемлять свободу друг друга.
Любовь слишком молода, чтобы знать, что такое совесть.
Весь мир — одна деревня, и мудрец в нем нигде не изгнанник.
Вещи сами по себе ни дурны, ни хороши — мы только мним их таковыми.
Мы обнялись в последний раз. Счастливы те, в чьей жизни не было подобных объятий.
Никакие твари, собравшись в стадо, не производят такого отвратительного шума, как люди.
… как жестоки боги. От них нет спасения ни во сне, ни в безумии, ибо они властны даже над нашими грезами. Более того, именно тогда они обретают над нами наибольшую власть. Спастись от их могущества (если это вообще возможно) удается только тому, кто ведет трезвый образ жизни, всегда сохраняет ясный ум, постоянно трудится. Такой человек не слушает музыки и не смотрит лишком пристально ни на землю, ни на небеса и (это в первую очередь) никогда ни к кому не испытывает ни любви, ни привязанности.
Труды и болезни — это утешения, которых богам у нас не отнять.
Любить и терять любимых — и то, и другое в природе вещей. Если, принимая первое, мы не можем вынести второго, мы проявляем тем самым нашу слабость.
Отчаяние моё было совершенно не похоже на всё, что я испытывала до сих пор. Я не рыдала и не заламывала рук. Я была как вода в кувшине, забытом в погребе, которую никто уже не выпьет, не прольёт, не встряхнёт.
Когда тело занято делом и каждая мышца и связка напряжены, печаль оставляет душу.
Как можно ощущать себя уродливой, когда твоё сердце ликует?