Франц Вертфоллен. В пятнадцати канцонах о браке

Не существует иных контрактов,
чем те, в коих гарантией
служит
лишь вера,
упорство
и то количество пота
и крови,
что ты готов вложить
в результат.
Это единственный человечеству ныне известный контракт,
что эффективен.

Кесарю – кесарево, а кляче – плеть. И как кесаря не корона определяет, так клячу же выявляет ослиная трусость её, воинствующая против всего необходимого.

А ты, солнышко,
звездочка яркая Андалусии,
пляши!
Пляши, мореночка, и говори мне именно так –
глаза по-рысьи сужая – «небо моё,
врата рая
лежат
у тебя в горсти».

Луна одним движением кисти
бросила
на чистый лист
изгиб,
что обернувшись в шелк,
пошел
женщиной.
И женщина та дышала вишней.

Склоняйтесь, склоняйтесь,
ибо вот она
жажда моя,
расступитесь
и дайте место
существу легче пери
любых,
ибо взор мой на ней.
И не оторвать
его.
А если нет во мне сердца,
я сделаю слепок
для ладоней её.

Так
расплывается
время.

На лестнице,
что пахнет сухою глиной,
молчит
безъязыкостью
ночи
спящей,
время путается
в узелки
в волосах арабских –

блестящие, странные сгустки –

и не разобрать –
Севилья, Александрия ли, Альморав,
или Египет Древний —
до Птолемея,
до жреца
друга Платона,
до жреца,
рассуждающего, как боги
когда-то
так же затылки свои прислоняли
к глине,
вслушивались в слепые,
блестящие сгустки
времени –

произошедших и не наступивших мгновений,

и как всё – одинаково.