… Этому племени, беспокойных, недолговечных, убивающих друг друга скитальцев по нашему глобусу иногда всё-таки удавалось что-то, что несёт в себе иллюзию вечности…
«Земля обетованная» — роман, опубликованный уже после смерти великого немецкого писателя. Судьба немецких эмигрантов в Америке. Они бежали от фашизма, используя все возможные и невозможные способы и средства. Бежали к последнему бастиону свободы и независимости. Однако Америка почему-то не спешит встретить их восторгами. Беглецов ждет… благопристойное и дружелюбное равнодушие обитателей страны, давно забывшей, что такое война и тоталитарный режим. И каждому из эмигрантов предстоит заново строить жизнь там, где им предлагают только одно — самим о себе позаботиться.
Даже странно, до какой степени одни и те же слова могут казаться то истиной, а то ложью.
Чтобы от себя убегать, надо знать, кто ты такой. А так получается только бег по кругу.
… несчастлив бываешь, когда близкий человек умирает, но не когда он уходит, пусть даже надолго, пусть навсегда.
Я осколок, в котором иногда отражается солнце.
Когда совсем падете духом, приходите ко мне в больницу. Один обход ракового отделения в два счёта лечит от любой хандры.
У Бога гораздо больше юмора, чем мы думаем. И гораздо меньше сострадания.
Любовь не делает человека лучше. Она лишь будоражит чувства, а вот характер портит.
Кто думает о будущем, тот не умеет распорядиться настоящим.
Память — лучший фальсификатор на свете; все, через что человеку случилось пройти, она с легкостью превращает в увлекательные приключения.
Что за страна! — думал я, выходя на улицу. — Сорок два сорта мороженого, война и ни одного солдата на улице!
У меня не было ни малейшего желания объяснять этому невинному дитяте легитимного права, сколь губительна иной раз бывает надежда. Она пожирает все ресурсы ослабленного сердца, его способность к сопротивлению, как неточные удары боксёра, который безнадёжно проигрывает. На моей памяти обманутые надежды погубили гораздо больше людей, чем людская покорность судьбе, когда ёжиком свернувшаяся душа все силы сосредотачивает на том, чтобы выжить, и ни для чего больше в ней просто не остаётся места.
— Ты ничуть не изменился, Курт, — сказал я.
— Человек вообще не меняется, — мрачно возразил Лахман. — Когда его совсем прижмёт, он клянётся начать праведную жизнь, но дай ему хоть чуток вздохнуть, и он разом забывает все свои клятвы.
Эмоции, равно как и заботы, омрачают ясную голову. Всё ещё сто раз переменится.