— А в чем смысл жизни?
— Спать, жрать и лежать с женщиной.
Их называли «потерянным поколением». И они действительно потеряли все — или почти все?
Что же у них осталось? Верная дружба — и спасительная ирония. Потому что иначе невозможно ни выжить в «стране, охваченной кризисом», ни выстоять перед «житейски-алкогольно-любовными трудностями» — ни, наконец, выгодно продать никому не нужный надгробный черный обелиск!..
Автор:
— … вполне логично.
— Да, Генрих, логично! Ну а теперь заткни свою логичную глотку, прошу тебя.
Врач! Мало ли чего он хочет! Он и жениться на мне хочет, но сердце у него отощавшее. Он просто потный филин.
Не думаю, что филин может потеть. Но образ всё-таки убедительный.
— Он не может встать. У него кровь идет горлом.
— Наверное, получил хорошенько по роже. А зачем он людей раздражает?
— Самое приятное, что у Карла бывает всегда так уютно, — заявляет один из гостей и пытается напоить пивом рояль.
Георг суеверен и считает, что в одежде еще долгое время остается часть самого покойника. Вдова заверила Георга, что отдавала смокинг в химчистку; таким образом, его можно считать совсем новым и надеяться, что пары хлоры изгнали умершего из каждой складки.
Я слишком много выпил, чтобы боданье в живот могло доставить мне удовольствие.
Только если окончательно расстанешься с человеком, начинаешь по-настоящему интересоваться тем, что его касается. Таков один из парадоксов любви.
Если женщина принадлежит другому, она в пять раз желаннее, чем та, которую можно заполучить.
Вот ты доверяешь силе тяжести. А что, если она в один прекрасный день перестанет действовать? Что тогда? Мы же будем носиться в воздухе как мыльные пузыри. Кто будет тогда в лучшем положении? Тот, у кого окажется свинец в ногах, или самые длинные руки? И как тогда слезть сидящему на дереве?
Я не желаю слышать разговоров о том, что, отказываясь, только расписываюсь в своей влюбленности.
Если судить по извещениям о смерти и некрологам, то можно вообразить, что человек — абсолютнейшее совершенство, что на свете существуют только благороднейшие отцы, безупречные мужья, примерные дети, бескорыстные, приносящие себя в жертву матери, всеми оплакиваемые дедушки и бабушки, дельцы, в сравнении с которыми даже Франциск Ассизский покажется беспредельным эгоистом, любвеобильнейшие генералы, человечнейшие адвокаты, почти святые фабриканты оружия — словом, если верить некрологам, оказывается, на земле живут целые стаи ангелов без крыльев, а мы этого и не подозревали.
Моя комнатенка полна теней и отблесков, и вдруг одиночество, словно обухом, оглушает меня из-за угла. Я знаю, что всё это вздор, и я не более одинок, чем любой бык в бычьем стаде. Но что поделаешь? Одиночество не имеет никакого отношения к тому, много у нас знакомых или мало.
Только идиоты утверждают, что они не идиоты. Противоречить им бесполезно.
Я думаю о том, что вот его /дрозда/ песня говорит мне о жизни, о будущем, о грезах и обо всем том неведомом, что меня ожидает; а для червей, которые вылезают из сырой земли и с усилиями взбираются на подножие памятника с крестом, для них эта песня — грозный сигнал смерти через четвертование свирепыми ударами клюва.