… небо только кажется голубым: на самом деле влага смешивается с пылью и создает эту иллюзию. А в действительности без голубого света, без пыли космос пуст. Люди видят то, что им кажется, а не то, что есть на самом деле. Они создают свою реальность из воды и пыли.
В конце концов, что есть прошлое, как не свинцовые оковы, которые нужно попытаться сбросить? Дженни была уверена, что всегда можно разорвать цепи, пусть даже самые старые и ржавые. И всегда можно выковать совершенно новую жизнь.
Разорвать цепи родства и памяти в тысячу раз сложнее, чем стальные, и прошлое способно поглотить человека, если забыть об осторожности.
Эгоистичные удовольствия тают без следа, как мечты… они исчезают, не оставляя после себя ничего, кроме отпечатка на подушке, пустоты в сердце и такого длинного списка сожалений, что в него можно завернуться, как в одеяло, сшитое из множества разных лоскутков.
Не могла же это быть любовь — или могла? Не могла же это быть судьба. Не за что. Никогда. Просто это какое-то заболевание: в худшем случае изжога, в лучшем — весенняя лихорадка.
Если не обращать внимания на любовь…, то можно всю жизнь прожить, истекая кровью, пусть даже окружающие ничего не замечали.
Когда три женщины в семье готовят на одной кухне — быть беде.
В доме Спарроу царила та вежливость, которая намного хуже визга и брани. Это была холодная пелена недоверия.
Задумчивый, даже слишком, вечно терзающийся сожалениями, словно совершенные им ошибки навсегда отпечатались рубцами у него на спине.
Любовь такой не бывает, разве нет? А то получается, она пролежала в дальнем ящике все эти годы, словно рубашка, которую никто ни разу не удосужился примерить, но которая тем не менее лежала там чистая и выглаженная, готовая к носке в любой момент.
— Раньше я думал, что существует план, пусть приблизительный, но все-таки план… А теперь я полагаю, что существует тысяча планов. Каждый вдох, каждое решение влияет на этот план, расширяет его, укорачивает, полностью переделывает. Он постоянно изменяется. Тем из нас, кому везёт, удаётся состарится, несмотря на огромное количество возможных болезней и несчастных случаев. Мы устаем. Мы закрываем глаза.
— А потом? Куда мы попадаем потом?
Он взял руку Элинор и положил себе на грудь, к сердцу:
— Вот сюда.
Любовь подстерегает, лежа в засаде, выжидая дни и годы. Любовь — это красная ниточка, персиковая косточка, поцелуй, прощение. Любовь преследует тебя, ускользает от тебя, она невидима, она всё, даже для того, кто находится в самом конце жизни…
Он так много лет любил её, что будет продолжать любить и дальше, с ней или без неё.
Верность чего-то заслуживает, в этом все согласились: доброты, по крайней мере, и, естественно, внимания; но прежде всего — права на общее горе.
Любовь бывает и такой — она словно непонятный сон, в котором ты не всегда знаешь, на что смотришь, пока оно не оказывается прямо перед тобой.