Дмитрий Емец. ШНыр. У входа нет выхода

Поступок всегда важнее слов. Человек способен орать два часа — и помочь. Или два года сюсюкать — и предать.

Не желай всего и сразу, и всегда будет, чего хотеть в следующий раз.

Железные женщины не любят казаться слабыми. От слабости они ржавеют.

Чудо — это отступление от обычного порядка вещей, которое делает мир хоть капельку нравственнее. А если нравственнее мир не становится, то это не чудо, а фокус.

Чем сильнее любят — тем больше запрещают. Если хочешь наверняка уничтожить того, кого любишь, разреши ему всё.

Однажды я ясно понял, что люди проверяются в рядовых отношениях. Мы не такие, какие мы с человеком, которого узнали вчера и который нам интересен, а такие, какие с человеком, которого знаем десять лет и который нас давно достал.

Ученики младших классов прут огромные ранцы, от которых позвоночник осыпается в трусы. Чем старше ученик, тем рюкзак меньше, и, наконец, наступает день и час, когда человек идет в школу, сунув под ремень брюк единственную тетрадь по всем предметам.

Чем отличается солдат первого месяца войны от солдата пятого года войны? В первый месяц солдат бравый, сытый, одетый с иголочки. Поёт патриотические песни, обвешивается пулемётными лентами и рвётся вцепиться в горло врагу. На пятый год войны солдат исхудавший, завшивленный, хронически простуженный. На оружие смотрит устало, патриотических песен не поёт. Но вот врагу от него лучше держаться подальше.

Всегда приятно ковыряться пальчиком в чужой ранке, но стоит кому-то залезть в твою, удовольствие сразу обнуляется. Если у тебя есть вавка, прячь её, чтобы друзья не стали утешать. А то найдутся те, что станут зашивать суровыми нитками обычную кошачью царапину.

Только то дело имеет ценность перед вечностью, в которое было вложено много любви и боли.

Основной противник добрых людей не злые люди, а добренькие. Да и вообще кто сказал, что зло не добренькое? Да оно, может, гуманнее добра в двести тысяч раз, как и маньяк до определенного момента добрее отца с ремнем. Поэтому если зло и придет к нам в ближайшие годы, то под маской такого глобального, вненационального, объединяющего и всеобщего добра, что мы к нему прямо все потянемся. Ещё и толкаться будем в очереди на эшафот.

И ещё всякий человек напряжённо думает и додумывает одну и ту же протяженную по жизни и времени мысль. У одного это: «Я всё выдержу! Всем помогу!» У другой: «Всё равно всё пропало. Я всегда буду несчастна». У третьего: «Меня не обманешь! Я сам всех надую!»

К мудрости ведут два пути – скорби либо добровольного самоограничения, то есть, в общем-то, той же скорби, только осознанной. Если ты не выбираешь второй путь, первый сам выбирает тебя.

Почему умные люди так часто несчастны? Может, потому что злы? А раз так, чего стоит ум, если не можешь заставить себя подобреть?

На войне ставят к стенке не того, кто убил мало врагов или стрелял из винтовки с закрытыми от ужаса глазами или тихо кричал: «Ура!» Ставят к стенке тех, кто дезертировал. Просто бросил свой пост и убежал.