Санкт-Петербург, конечно, необыкновенный город. Это ощущают и те, кто родился в нем, и те, кто приезжает сюда всего на несколько дней, чтоб своими глазами впитать его неземное очарование. Сотни стихотворений, тысячи книг посвящены этому городу: хрупким мостам, замершим в светящемся воздухе, узким каналам, набережным, причудливым фонарям, просторам его площадей, громадам дворцов, отраженных в воде, улицам, где царит звонкая каменная тишина, лестницам, тесным дворам, переходящим один в другой. Альбомы, изданные на прекрасной бумаге, открывают то легкое золото шпилей, касающихся небес, то колоннаду собора, распахивающуюся вдоль проспекта, то виснущий в пустоте многоокончатый эркер, то ангела в облаках, осеняющего город благословением. Выходят статьи, где исследуется философия Петербурга, его способность создавать миражи — мороки, затмевающие рассудок. Петербург называют городом грёз.
Множество концептов, выглядящих в теории идеально, на практике не работают именно потому, что человек совершает поступки, противоречащие всякой логике. Просто у него сегодня настроение не такое. Просто все надоело, тоска, хочется чего-то иного. И вот — неожиданный шаг, решение, все летит к черту, ситуация переворачивается на сто восемьдесят градусов. Предсказать это, просчитать, учесть нельзя никакими методами.
Мир ведь объективен только на обывательский взгляд, стоит в него всмотреться чуть-чуть внимательнее, и он тут же расплывается в тумане интерпретаций. Он действительно вырастает из бесплотного «ничего» и уходит в трансцендентное «нечто». Вразумителен он лишь в своей обозримой, «очеловеченной» части, там, где мы ограничиваем его условными разметками аксиом. Это как с правилами движения на дорогах: пока ты едешь, ты обязан их соблюдать; остановил машину, шагнул за обочину — всё, тут уже другие правила, другие законы.
У человека в жизни могут быть только три несчастья. Это — смерть, болезнь и богатство. Повезло тому, кто сумел избежать всех трех…
Человек так уж устроен, что помимо обеспеченного существования ему нужно что-то еще. Ему требуется нечто большее, чем просто жизнь, нечто такое, что имеет оттенок высокого смысла. Ведь не для того же он является в мир, чтобы только есть, пить, спать, размножаться, болеть, стариться, умирать. Ему еще надо поднять лицо и вдруг увидеть над собой небо, полное звезд. И еще ему надо закрыть глаза и вдруг ощутить внутри себя непреложный закон. И внезапно, в проблеске откровения осознать, что это одно и то же. Иными словами, человек лишь тогда чувствует себя человеком, когда его личное бытие сопряжено с трансцендентным, когда на жизни лежит отсвет предназначения, когда через мелочи и случайности, загромождающие существование, сквозит вечность.