Как земля тянет вниз, так небо тянет вверх. И притяженье неба ничуть не слабее притяженья земли.
Я словно любовник, а мир – объект моей страсти. Каждый день – как новая встреча влюбленных…
Наша глупость – продолжение нашей мудрости, как кишечник – всегда продолжение даже самых красивых губ.
Один Господь по-настоящему свободен в своих помыслах, намереньях и действиях. Всех остальных он такой возможности лишил. Иначе это уравняло бы всех с Ним.
– Красота спасет мир!
– Красота – это прям супергерой какой-то…
… большая часть обид наносится не по злости и даже не по недомыслию, а по недоразумению.
Он уже тогда чувствовал неудовлетворенность. Но это не была неудовлетворенность тем, что ему недоставало вещей или развлечений. Их-то как раз было столько, что его мир оказался перенасыщен ими, а места для чего-то стоящего и значимого уже не оставалось.
Любовь – собственническое чувство, поэтому воспевать его стоит с осторожностью: иногда она прекрасна, иногда уродлива.
… мужчина не может быть с женщиной, которая отказывает ему в сочувствии.
Мы не любим правду, потому что привыкли жить иллюзиями. Ими жить проще. Они – основа нашего внутреннего комфорта. Ими выстлано наше ложе самоуспокоенности
– Пап, всякий человек отлит по лекалам своей эпохи. Поэтому с наступлением новой эпохи он теряется, чувствует свою ненужность – как в эпоху цифровой связи чувствует свою ненужность дисковый телефон или в эпоху компьютеров – пишущая машинка.
– То есть я дисковый телефон? Пишущая машинка? Старый хлам, одним словом?.. Нет, нет – не возражай. Сравнение в точку. Думаю, если бы я был тобой, а ты – моим отцом, у нас сейчас происходил бы точно такой же разговор. Это не мы разные. Это разнятся эпохи, которые нас сформировали.
– Я юн душой и сердцем!
– К сожалению, еще и умом.
У людей, жизнь которых не наполнена личным счастьем, она наполнена борьбой с тем, что они считают злом.
Разве государство проживает нашу жизнь? Нет, ее проживаем мы. Значит, только нам и решать, как нам жить и зачем.
Тед оснований винить себя не видел, поскольку винить себя у его поколения считалось дурным вкусом и последним делом.