А он умел и страхом и любовью,
И славою народ очаровать.
Что ежели правитель в самом деле
Державными заботами наскучил
И на престол безвластный не взойдет?
Народ еще повоет да поплачет,
Борис еще поморщится немного,
Что пьяница пред чаркою вина,
И наконец по милости своей
Принять венец смиренно согласится;
А там — а там он будет нами править
По-прежнему.
Москва Онегина встречает,
Своей спесивой суетой,
Своими девами прельщает,
Стерляжьей потчует ухой…
Что устрицы? Пришли! О, радость!
Летит обжорливая младость…
Я мнил: быть может, жизнь
Мне принесёт незапные дары;
Быть может, посетит меня восторг
И творческая ночь и вдохновенье.
Как мысли чёрные к тебе придут,
Откупори шампанского бутылку
Иль перечти «Женитьбу Фигаро».
Когда бы все так чувствовали силу
Гармонии! Но нет: тогда б не мог
И мир существовать; никто б не стал
Заботиться о нуждах низкой жизни;
Все предались бы вольному искусству.
Звуки умертвив, Музыку я разъял, как труп.
Закон ограждается страхом наказания.
Старый муж, грозный муж,
Режь меня, жги меня:
Я тверда, не боюсь
Ни ножа, ни огня.
Ненавижу тебя,
Презираю тебя;
Я другого люблю,
Умираю любя.
Мне кажется, сего вора всех замыслов и похождений не только посредственному, но и самому превосходнейшему историку порядочно описать едва ли бы удалось; коего все затеи не от разума и воинского распорядка, но от дерзости, случая и удачи зависели.
Некоторые из наших современников стараются вразумить нас, что с них довольно и малого числа читателей, лишь бы много было покупателей.
С меня довольно и малого числа читателей, лишь бы они достойны были понимать меня.
В других землях писатели пишут или для толпы, или для малого числа. У нас последнее невозможно, должно писать для самого себя.